Граждане привыкли к тому, что время от времени на экране телевизора появляется фото с незапоминающимся лицом анфас и в профиль, и диктор уныло зачитывает: совершил побег… рост… глаза… уши … был одет… просьба позвонить… Обыватель тревожно смотрит на экран, а потом через минуту забывает и приметы беглеца и номера телефонов. К сожалению, побеги из мест заключения были, есть и, наверное, будут всегда.
Прошло полтора года с тех пор, как из харьковской больницы скорой помощи бежал подсудимый, находившийся там на излечении. С точки зрения технологии совершения этот побег не заслуживает никакого внимания, настолько он был примитивен: зэк просто поднялся с кровати, прошел мимо спящих конвоиров, захватил куртку одного из них и ушел на свободу. История харьковских тюрем знает гораздо более остроумные и яркие побеги, например, подкоп длиной в 60метров, оборудованный освещением, принудительной вентиляцией и электросваркой, или случай, когда осужденный дерзко вышел через КПП колонии в платье мамы, приехавшей к нему на свидание. Но есть одно необычное обстоятельство, которое привлекает внимание к описываемому случаю – преступник подкупил одного из охранников.

Фабула… Итак, 23 ноября 2005 года в Апелляционном суде Харьковской области слушалось уголовное дело по фактам особо тяжких преступлений, совершенных организованной группой: бандитизма, разбоев, умышленных убийств, краж… В перерыве судебного заседания подсудимых вывели из зала и разместили в специальных боксах. Герой рассказа Флюстиков находился в боксе с четырьмя сообщниками, когда у них возникла драка. Причину ненависти угадать нетрудно: Флюстиков «сдал» своих подельников «с потрохами». Сколько времени длилась потасовка неизвестно, но «товарищи» забили его до потери сознания. В такой жестокой расправе нет ничего необычного, это привычные взаимоотношения уголовников, которые дружат только до той поры, пока им это выгодно. (Очень жаль, что популярные телесериалы навязывают совершенно иной имидж бандитов).

Само по себе это событие уже достаточно интересно, оказывается, в суде преступников не только судят, но иногда еще и больно бьют. Как подобное допустили военнослужащие в/ч 3005 (это бригада внутренних войск), которые обеспечивали охрану подсудимых в областном суде, почему им не было известно о наличии конфликтных отношений между вчерашними соратниками по бандитскому ремеслу, почему враги оказались в одном боксе? К сожалению, эти вопросы остались у официального следствия без ответов. Приходится ограничиться предположением, что оперативный отдел Харьковского СИЗО «прощелкал» и не предупредил конвойное подразделение о наличии конфликтной ситуации. Прибывшие по вызову врачи «скорой» решили, что Флюстикова необходимо доставить в неотложку. Такая причина помещения подсудимого в больницу уже заслуживает внимания своей неординарностью. Кроме того (это важно!), становится понятным, что еще 23 ноября он в гражданскую больницу не собирался и к побегу из нее заранее не готовился.

В больнице Флюстикова охранял караул в составе трех сотрудников СИЗО -- одного офицера и двух сержантов. Начальник караула вооружен табельным пистолетом, он заступает на суточное дежурство с утра до утра и потому имеет право на трехчасовой отдых. Караульные же сменяются через двенадцать часов, права на сон у них нет, они не вооружены, но имеют резиновые палки и баллончик со слезоточивым газом. Есть еще специальные наручники с длинной цепочкой между браслетами, позволяющие прикованному к кровати зэку занимать относительно удобное положение. В полном составе караул находится возле заключенного не все время, кому-то надо выйти в туалет, позвонить по телефону, сходить в буфет и т. п. Один караульный находится непосредственно возле арестованного, а второй возле двери в коридор. Таким образом, каждый из них имеет возможность какое-то время общаться с зэком наедине, что по определению не исключает сговор с ним.

В ночь с 23 на 24 ноября в составе караула был младший инспектор Стадник, позже он еще дважды – днем 26 и в ночь на 28 ноября будет охранять Флюстикова. По нашей информации Стадник познакомился с Флюстиковым еще в тюрьме, т.к. он длительное время стоял на внутреннем посту, где тот сидел в камере, и мог с ним достаточно плотно общаться. По действующим приказам тюремного ведомства через каждые 12 дежурств, а это 24 дня, надзирателя на посту необходимо менять. Так как постов в СИЗО много, то в следующий раз он попадет на прежний пост лишь через несколько месяцев. Задумано это именно для того, чтобы ограничить «сращивание» сотрудников с заключенными. Но не выполняется никогда (почему – непонятно, денег, на отсутствие которых всегда жалуется тюрьма, для этого не нужно).

Точно не известно, когда и на какой почве возникла и окрепла «дружба» между арестантом и тюремщиком, но доказанным в суде фактом является то, что уже в больнице Флюстиков несколько раз звонил по мобильному телефону Стадника своей жене, а также просил его помочь ему в совершении побега, обещав за это пять тысяч долларов США.

В пятницу 25 ноября лечащие врачи пришли к выводу, что Флюстикова можно забирать в СИЗО, держать его в больнице необходимости нет. Однако его не увезли по совершенно глупой, но привычной для тюрьмы причине – не нашлось автомобиля. Решили дожить до понедельника.

Наступила ночь с 27 на 28 ноября 2005 года. Флюстиков содержался в одиночном боксе на 8 этаже. Ночью, как обычно, он был прикован наручниками за одну руку к кровати. Около 2-х часов начальник караула майор Доронин убедился, что обстановка спокойная, наручник надежно закреплен на руке арестованного, и прилег отдохнуть на топчане в коридоре. При этом он совершил ошибку – ключ от наручников остался у Стадника, а надо было забрать его себе, хотя служебной инструкцией это и не предусмотрено. Доронину не пришло в голову взять ключ по одной вполне человеческой причине: это было бы неприлично, таким образом, он как будто проявил бы недоверие к своему «товарищу по оружию». Если бы те, кто пишет инструкции, были чуть предусмотрильней, он бы непременно положил ключ себе в карман. После того как Доронин уснул, задремал в кресле и второй контролер Батагов, чего делать не должен был. Через какое-то время, убедившись, что коллеги спят, Стадник отстегнул браслет с руки Флюстикова и выпустил его в коридор, при этом тот надел куртку Батагова. Стадник же, как будто заснул.

Флюстиков по лестнице спустился на первый этаж, там заблудился и пошел не к выходу, где ждала жена, приехавшая по его звонку из Северодонецка, а по каким-то коридорам. Зайдя в туалет, он открыл оконную раму, выпрыгнул из окна и побежал в лес. Жену искать не стал, похоже, несмотря на привычку к риску, нервишки у него шалили.

Около 5 часов Стадник «проснулся», «увидел», что Флюстикова нет, разбудил своих товарищей и побежал вниз. Следом за ним побежал и Доронин. Во дворе он увидел Стадника, беседующего с какой-то женщиной, как выяснилось – женой Флюстикова. (По нашей информации Стадник должен был получить от нее обещанные уголовником деньги. Не получил). Потом была бестолковая беготня по этажам больницы, запоздалый доклад тюремному начальству о происшедшем, «разбор полетов», поиски виноватых, наказание всех подряд, розыскные мероприятия, в которых участвовали десятки людей, оторванных от выполнения своих непосредственных обязанностей, и на проведение которых были затрачены огромные деньги… Флюстиков был задержан лишь через месяц в родном Северодонецке, сколько бед он успел за это время натворить – неизвестно.

На следующий день, запутавшись в объяснениях, Стадник признался, что помог Флюстикову бежать и написал подробную явку с повинной (забегая вперед, следует сказать, что в этой явке, в отличие от последующих обвинительного заключения и приговора не было противоречий и невыясненных вопросов). Казалось бы, в деле можно поставить точку, если бы не одно обстоятельство. Позже, во время следствия и суда Стадник, родственники которого не пожалели денег на адвоката, изменил свои показания, заявив, что при побеге он спал, явку с повинной написал под давлением злых оперов. Рецидивист Флюстиков ухватился за эту легенду, понимая, что ему выгодней «проходить» по делу о побеге одному, без отягчающих вину обстоятельств -- наличия соучастника и предварительного сговора. Принципиально важный вопрос, каким же образом Флюстиков умудрился открыть наручник, следствие не заинтересовал. Предложенные Стаднику пять тысяч долларов в приговоре расценены как шутка(!). Похоже, что-то не в порядке с чувством юмора в нашем обществе, если уголовник, тюремщик, следователь и судья дружно расценивают предложение совершить преступление шуткой. Надо думать, привыкли к таким предложениям?

27 марта 2006 года суд вынес приговор двум сотрудникам следственного изолятора за допущенную халатность – сон на посту. Скорее всего, следствие и суд пошли по пути наименьшего сопротивления: есть факт побега, есть беглец, есть халатные тюремщики. Чего там еще голову ломать? Хотя «нездоровые» вопросы напрашиваются сами собой. Наверное, понимая, что роль подлеца Стадника была гораздо более отвратительна, чем действия его незадачливых коллег, суд дал ему меру наказания побольше – три года ограничения свободы с отсрочкой приговора на 2 года. Прослуживший добросовестно прапорщик Батагов, которому осталось дотянуть до пенсии год, получил как раз год исправительных работ, а Доронин пострадал в дисциплинарном порядке и лишился всех надбавок и доплат.

Приговор суда поставил в деле жирную точку, сомневаться в его полноте – занятие неблагодарное и глупое, все равно его уже не изменить. Но осталось ощущение, что самое главное все же не было выяснено. Откуда появляются такие «стадники»? Кто их принимает на службу? Кто доверяет им обеспечение общественной безопасности? Кто и почему до последнего момента считал его своим?..

…и комментарий. Способ совершения побега – подкуп конвоира, безусловно, необычен, хотя история тюрьмы такие примеры знает. До этого случая, да и после него, главной причиной побегов из украинских мест лишения свободы были некомпетентность, лень и головотяпство тюремщиков. Однако следует думать, что подкуп -- это закономерный результат динамики коррупционного мировоззрения правоохранителей. Если позавчера получилось занести в тюрьму бутылку водки, вчера – «корабль шмали», то почему бы сегодня не выпустить зэка на свободу? Удивляет и настораживает цена должностного преступления -- обещание (!) пяти тысяч у.е., и абсолютно пренебрежительное отношение к сокрытию его следов.

Нечто подобное произошло в Харьковском СИЗО в 1996 году, когда заключенные Пыпко и Кобец напали на конвоира, заперли его в душевой и через забор совершили побег. При расследовании того происшествия также выдвигалась версия соучастия тюремщика (уж очень ласково обошлись с ним беглецы), но доказать ее не получилось, надзирателя просто уволили. В современном же случае предатель совершенно тупо подставил себя и своих коллег под подозрение, обвинение и, в итоге, под приговор, видно недорого он ценил свое будущее, репутацию, карьеру и отношение товарищей.

Впрочем, слово «предатель» вряд ли верно отражает причины побега. На протяжении недолгой истории «самостийной» украинской тюрьмы отчетливо просматривается тенденция к снижению положительной мотивации у людей, поступающих на службу в места лишения свободы, и, напротив, явного роста мотивации отрицательной. Говоря проще, в тюрьму уже почти никто не идет работать ради идей добра, гражданского долга, ненависти к преступности или даже банальной карьеры. Увы, идут откровенно «делать бабки» или потому, что идти больше некуда.

В данном примере обвинение в предательстве вряд ли состоятельно. Предать, изменить может лишь тот, кто был верен, предан. Горе-надзиратель принимал присягу, содержавшую слова вроде «я клянусь быть…» или «я клянусь не быть…», и, конечно же, мразь, эту присягу нарушил. Но вот только была ли это присяга?

Присяга (клятва, обет, зарок, просто обещание) имеет смысл, когда она удерживается нравственным «стержнем» воспитания, чести, совести, стыда, веры, жизненного кредо, гражданской позиции, принципов… Только тогда присяга может быть осмыслена, прочувствована, закрепиться в сознании и подсознании. Только при этих условиях преступить присягу невозможно или крайне тяжело, этому противится внутренний, личностный барьер. И только при этих условиях нарушение присяги неминуемо приводит к надлому личности.

А в нашем примере, да, к сожалению, и еще во многих примерах, нарушение присяги вовсе не предательство, а всего лишь одно звено в цепочке каждодневной привычной лжи. Такое же, как невозвращенный долг, опоздание на назначенную встречу, сделанная «на отцепись» работа. Так что «присяга» и «предательство» в данном случае только слова, звонкие и пустые. Звонкие именно потому, что пустые.

Руководители тюремного ведомства абсолютно серьезно и почти что грамотно рассуждают о «психолого-педагогических проблемах нивелирования профессиональных деформаций личности персонала пенитенциарных учреждений» (во как!), за казенный кошт катаются в Европу и Америку перенимать чужой опыт, хотя и своего толком не знают, витают в облаках и строят замки на песке. При этом никто из них не ведает, как в жизни происходит «вербовка» нового сотрудника тюрьмы. А происходит она чаще всего так: от своего окружения (нередко окружение это маргинальное, асоциальное или откровенно криминальное) какой-то лодырь, тупица и неудачник слышит рассказ о том, как можно на ровном месте «стричь бабло» в тюрьме или на зоне. Не нужно горбатиться на стройке, рисковать в коммерции, достаточно просто стать маленьким гражданином начальником. Вынес записку на волю – десять баксов, позвонил друзьям зэка по телефону – пятерка, дал зэку самому поговорить по мобилке – двадцать. Ну, и так далее…

На практике, конечно, все оказывается не так гладко, как мечталось, контроль в тюрьме все же имеется, но вот личностную мотивацию этот контроль изменить не может. И когда подворачивается случай, свой «вдруг» оказывается чужим. Тюремное же начальство обвиняет «Мальчиша-Плохиша» в предательстве. Это удобно, так частично снимается ответственность с руководителей, мол, факт единичный, а в чужую душу не заглянешь, там темно. И нет нужды иметь смелость и ум, чтобы говорить о том, что дело не в единичном «предательстве», а в общей патологии системы, что таких «изменников» среди личного состава процентов семьдесят. И нужно нам не европейский и американский опыт перенимать, а хотя бы вспомнить свой, «совдеповский». Правда, тогда «на шару» в Америку не съездишь.

Говорить о предательстве удобно вот еще почему. Когда вышесидящий обвиняет нижестоящего в предательстве (коррупции, продажности и т. п.), то он автоматически, «по умолчанию» подает себя как кристально честного человека. Коль бросаю камень, значит сам без греха. Ну, прямо как жена Цезаря – вне подозрений! А это как раз вызывает сомнения. Рядовой состав тюрьмы откровенно и устойчиво не любит и не уважает своих начальников, считая их недалекими, трусливыми, подхалимами, взяточниками и ворами. Почему? Да потому что имеют глаза, уши и привычку общаться между собой вне службы, с удовольствием обсуждая любое глупое или недостойное действие своих командиров. Только задумываются ли об этом командиры?

Складывается на первый взгляд парадоксальная, а на самом деле закономерная ситуация: тюремный младший инспектор (контролер, надзиратель) по своему мировосприятию находится гораздо ближе к уголовникам, чем к своим начальникам. В тюрьме даже есть такая поговорка: «Контролер – это зэк, только переодетый». Какое уж тут «нивелирование деформаций»? Вот эту проблему надо решать, да только европейцы тут не помощники – они такое положение вещей просто не поймут, они о таких отношениях забыли сто лет назад.

Что же касается некомпетентности, лени и головотяпства, то эти устойчивые качества тюремщиков тоже себя проявили. Но не хочется обсуждать конкретные промахи охранников – каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны. Лишь одно действие (точнее – бездействие) общего характера стоит обсуждения. Великий лагерный психолог Варлам Шаламов в «Колымских рассказах» писал: «Подозрительность – главная добродетель тюремщика». Издевался, конечно, но был прав. К сожалению, нынешние руководители пенитенциарной системы Шаламова не читали и этой добродетелью не располагают, место профессиональной бдительности у них занято начальственным чванством и коммерческим «принюхиванием».

«Отморозок» Флюстиков – яркий представитель современного преступного мира, это даже не личность, это типаж. Чего только стоят преступления, совершенные с его участием: бандитизм, убийство из корысти, убийство с целью скрыть другое преступление, разбой, хищение огнестрельного оружия, кражи, угоны, грабежи… Теперь еще побег. Как говорится, клейма поставить негде. Мозгов у таких ублюдков совсем немного, но вот звериное чутье и инстинкты развиты как у хищного животного.

И вот этот хищник активно и умно провел разведывательные действия: определил задачу, оценил обстановку, изучил организацию охраны, учел недисциплинированность и расслабленность сторожей и принял решение – бежать. Остановился на варианте подкупа и обмана, выбрал кандидатуру сообщника, вошел к нему в доверительные отношения, осуществил вербовку и реализовал побег. И все это за четыре дня, с отбитыми боками и рожей, распухшей от побоев. Противно хвалить, но что тут скажешь – молодец пацан!
А вот каких-либо контрразведывательных, «подозрительных» мер со стороны тюремщиков, увы, не было. Достаточно было, например, менять состав караула так, чтобы каждый новый охранник не знал заранее, где он будет нести службу, и такой побег уже не состоялся бы. Пришлось бы Флюстикову вместе с кроватью, к которой он был прикован, прыгать с восьмого этажа. Но это была бы совсем другая история.