«Эй, народ! На сегодня довольно!» – раздался, наконец, зычный голос бригадира. Тракторист заглушил двигатель, рабочие сдали свой инвентарь и над шлаковым отвалом, где мы трудились, воцарилась долгожданная тишина. Только в ушах еще держались монотонные звуки после бурного рабочего дня.
Наш участок находился в живописном месте – в окружении многолетних сосен у подножия Уральских гор. Долгое время сюда в думпкарах (шлаковозах) свозились отходы металлургического производства, поэтому за десятки лет их здесь скопилось сотни тонн. А мы, в свою очередь, были заняты обратным процессом – извлекали никель и другие металлы на свет божий для дальнейшей переработки в литейном цехе. Признаться, работа была нелегкой, ведь приходилось трудиться под открытым небом в летний зной и зимнюю стужу, вдыхая пыль от камней и металла. Но привела меня сюда не острая материальная нужда, как большинство ребят, а заветная мечта – купить на свое совершеннолетие престижный автомобиль. И вот сегодня у меня последний рабочий день, а через месяц мне исполнится восемнадцать лет. Ура! Цель почти достигнута, деньги заработаны. Скоро у меня будет «Тойота-Камри». Я безгранично счастлив, мечты начинают сбываться…
Расположившись на сколоченной лавке, я почувствовал приятную усталость во всем теле. «Ничто так не возвышает человека, как полезный, созидательный труд», – произнёс я довольно, и лёгкий, игривый ветерок подхватил мои слова, унося их куда-то вдаль…
Был теплый майский вечер, над горизонтом нежно-розовой дугой разливались солнечные лучи, поскрипывали сосны, а из глубины леса доносились весёлые соловьиные трели.
«Эх, хорошо-то как! – втянул я всей грудью душистый запах хвои, и по мне прокатилась колючая волна блаженства, – Вот оно волшебное соединение с природой…». Но мои возвышенные мысли были прерваны внезапным появлением нашего бригадира Николаича. Он, как и все начальники, обладал свойственной им особенностью – появляться всегда неожиданно и совсем не вовремя. И этот раз не был исключением.
Николаич был широкоплечим, коренастым мужичком среднего роста, с добрыми глазами и с выдающимся мясистым подбородком, который он непременно мял в минуты раздумья или душевного волнения. Он был прямолинеен и рассудителен. Имел слабость к пословицам и поговоркам, и поэтому очень любил подперчить свои доводы народной сентенцией.
– Ну что, труженик, покидаешь нас? – спросил он приглушенным голосом, нервно потирая подбородок.
– Да, Николаич, довольно будет спину гнуть, пора бы уж и отдохнуть, – выпалил я случайно в рифму.
– Нда-а, сколько земли перелопатили за эти годы, я просто диву даюсь, – посмотрел он гордо на карьер. – Но, как говорится, – «не срубишь дуба, не отдув губы». Просто так ничего не дается на этой грешной земле. Воистину Господь сказал: «Будете в поте лица есть хлеб свой». Вот и трудимся теперь до седьмого пота, чтобы заработать себе на корку хлеба, – бузил он, вздыхая широкой грудью.
– Ты уж не прибедняйся, Николаич, – засмеялся я над этим «тружеником» в белой рубашке. – У тебя от работы всегда лоб сухой, а на корку хлеба ты икру намазываешь.
– Ух, ты какой! – посмотрел он на меня с удивлённой усмешкой. – На чужую кучу нечего глазенки-то пучить, – и стал трепать меня за ухо. – А тебя не учили, что негоже заглядывать старшим в рот, а?!
– Учили, Николаич! Учили! Отпусти, больно ведь! – вырывался я, захлебываясь от смеха.
– То-то же! – изобразил он довольную мину и разомкнул свои пальцы, похожие на волосатые сардельки. – Я тебе вот, что хотел сказать. Если нужна будет работа, то можешь смело обращаться. Не откажем. Ты паренек трудолюбивый, честный..., – он прервался и, вздыхая, промолвил, – Ну мало ли…, имей в виду!
– Спасибо, Николаич. Приятно слышать, – был я тронут его словами.
– Но лучше посвяти себя учебе. Как говорили наши старики: «Корень учения горек, да плод его сладок». Поднатужишься пару лет, а там глядишь, и адвокатом станешь. Бумаги-то марать не землю копать! – его лицо засияло в добродушной улыбке, и он потрепал меня за плечо. Получив деньги за свой труд, я крепко обнял Николаича. Счастливый и растроганный до глубины души я отправился домой.