Меня посадили, когда я был уже вполне взрослым, состоявшимся мужчиной.
С целью в жизни, с очередной красавицей-женой, с вызывающей зависть коллег недвижимостью, с большими планами...

Всё рухнуло в один миг. И не то, чтобы меня «невиновным» упекли, нет, было конечно за что. Но вот только срок дали – мама не горюй! – настолько несоразмерный моим незаконным выкрутасам, что я почти два года после суда не мог придти в себя. За это время случилось многое – и недвижимость уплыла неведомо куда и красавица-жена сбежала и друзья молча исчезли один за другим…
Но всё это вызывало в душе лишь лёгкую досаду, потому что в ней полыхал совсем другой огонь – ненависть и жажда мести. Все эти огненные порывы были направлены в сторону лишь одного человека – следователя, который вёл моё дело. Имя «Илья Зиновьевич» было выжжено на душе кровавым тавром и вызывало приступы жгучей лихорадки.
Именно ему я ставил в вину, что вместо одной статьи, по которой я мог получить максимум 7 лет, в моём деле «выросли» целых пять, включая особо тяжкие. Суд оценил мастерски составленный следователем «букет» на двадцать лет…

Двадцать лет!!!

Можете себе представить, что такое двадцать лет для молодого полного сил мужчины с грандиозными планами? И всё из-за того что подосланный мне судьбой беспринципный следак захотел выслужиться перед начальством, состряпав красивое дельце… О, как я его ненавидел! Эта ненависть и убивала и одновременно придавала сил. Начиная с третьего года отсидки я строил всевозможные планы мести мерзавцу. Воображение рисовало одну картинку за другой, с каждым разом страшнее и красочней. «Подожди, Илья Зиновьевич, - мысленно обещал я ему, - твой личный армагеддон ещё впереди!»

Гонимый жаждой справедливого возмездия я начал заниматься в лагерной «качалке». Через какое-то время мне пришла мысль, что убить его и снова сесть будет равносильно самоубийству – в мои планы не входило провести всю жизнь в тюрьме. Я начал обдумывать более изощренные и изысканные варианты мщения. За десять лет окончил заочные курсы психологии и юриспруденции, самостоятельно освоил английский, перечитал всю местную библиотеку и подтянул свой IQ на несколько пунктов… Все это требовало больших усилий, поскольку тюремная жизнь постоянно отвлекала от самосовершенствования…

Год назад у меня появился новый сосед по проходняку – молодой быстроглазый парень, чем-то напомнивший мне меня самого лет пятнадцать назад. Тогда я и не подозревал, что именно этот парнишка подтолкнёт колёсико моей пропащей судьбы к переломному повороту… Санька оказался отличным приятелем, надежным и с понятиями, но при этом задиристым и упрямым. Пару раз пришлось помочь ему выпутаться из затруднительных ситуаций и, в конце концов, он стал прислушиваться к моим советам...

У Саньки на воле осталась зазноба, с которой он перезванивался, как только выпадала малейшая возможность. Зазнобу звали Юлька, и часто из Санькиной трубы до меня доносились отзвуки её пронзительного заливистого смеха. Однажды я вдруг поймал себя на том, что с завистью прислушиваюсь к их воркованию… Видать, и Санька понял моё настроение и однажды в шутку предложил познакомить меня с Юлькиной подружкой – жизнерадостной девушкой с красивым именем Вероника.

Я никогда не стремился заводить заочные отношения – во-первых, не верил в их искренность и долговечность, во-вторых, привык обходиться своими силами и зэки, которые тянули с «заох» деньги и передачки вызывали у меня пренебрежение. Да и не до глупостей мне было, ведь у меня была моя Цель. На воле меня ждал Илья Зиновьевич…

…Но устоять перед соблазном живого общения с приятной девушкой я всё же не смог...
Вероника совершила переворот в моей устоявшейся жизни и утрамбованной отчаянием философии. Разговоры с ней были как затяжные глотки свежего воздуха, врывающиеся в затхлое помещение через распахнутую в летний дождь форточку… Юная, неиспорченная соблазнами современной жизни, девушка оказалась обладательницей сильного характера и неисчерпаемого жизнелюбия. Проникнувшись жалостью к «несчастному сидельцу», она решила взять надо мной шефство и ежедневно обсуждала со мной всевозможные сценарии моего возвращения в жизнь, поддерживая и заряжая своим оптимизмом. Мы обсуждали, чем я мог бы заняться на воле, как много сейчас интересных возможностей в жизни, сколько существует путей и дорог для амбициозного человека с мозгами, как важно быть настроенным на позитив и крутить в голове картинки неминуемого успеха… Незаметно для себя я втянулся в эту полусказочную игру в счастье. Всё реже и реже вспоминал о своей Цели, потому что в голове настойчиво крутились образы Вероники и новой жизни, которая обязательно встретит меня на пороге свободы… Настал день когда я понял, что влюбился и представляю свою дальнейшую жизнь только накрепко связанной с жизнью Вероники.

Это открытие стало для меня сладко-горьким откровением… Что я могу дать этой девочке, кроме своей ненависти? Как она представит меня своим друзьям и семье? Будет ли счастлива рядом с бывшим зэком – она, которую ждет ясное и чистое как июльское небо будущее.

Наше чувство оказалось взаимным, и счастье переполняло меня даже среди серых прокуренных лагерных стен. Впервые в жизни я начал писать стихи – я рифмовал строчки о листочках и цветочках как какой-нибудь влюбленный шестиклассник. Я больше не замечал колючку, меня перестали напрягать шмоны, я уже не вздрагивал на проверках… Я думал только о Ней. И лишь одна посторонняя мысль иногда разъярённым сверлом ввинчивалась в мозг: месть! «Неужели ты позволишь этой гниде, укравшей у тебя двадцать лет жизни, спокойно доживать свой век?!», - нашёптывал какой-то противный голосок, и кожа покрывалась мурашками ярости. Ненависть никуда не исчезла, она тлела где-то глубоко в моей душе, прикрытая красочными цветами любви…

И я стал пытаться соединить несоединимое – вписать свой план отмщения в яркую картинку нашего с Вероникой грядущего счастья…

Всё рухнуло в тот день, когда Вероника впервые приехала ко мне на короткое свидание. Её фамилия вызвала у меня нервный трепет. В наших разговорах мы почти не касались темы её семьи, я знал только, что её мать учительница, а отец работает снабженцем в какой-то госструктуре. И вот как гром среди ясного неба – идя в комнату свиданий, я услышал ненавистную мне фамилию!

Вероника ждала меня за стеклом – прекрасная и сияющая как бриллиант в ювелирной витрине. Ещё надеясь на простое совпадение, но уже предчувствуя душой страшную правду, я спросил у неё имя отца. Её лучистые голубые глаза посмотрели с нежностью, уголки губ безмятежно приподнялись в радостной улыбке. Тюрьма показалась ей пугающей и неуютной, но она видела только меня, улыбалась только мне.
Господи! Это моя женщина! Та, которую я ждал почти сорок лет! Та, за которую готов не раздумывая умереть! Та, которая вернула мне жизнь и которая подарит жизнь нашим детям! Вероника! Моя мечта, моя Богиня, моя любовь!

Её губы размыкаются, телефонная трубка потрескивает и шепчет мне прямо в ухо изумрудным сопрано: «Илья Зиновьевич…»