Хотя в любви мой муж оказался ласковым, нежным, уступчивым, домашним, бесконечно заботливым, верным и деликатным, жизненные установки Славы всё равно приобретались в тюрьме. Долгая неволя для него навсегда останется «пеплом Клааса». Именно поэтому Слава признает только один путь: «куда кривая выведет».

Он – то самое кипящее молоко, после которого дуют на воду. Но мой муж очень высоко поставил мне планку идеала мужчины. Его прошлое с преступлениями, безумствами и трагедиями исчезло. Мы стали вместе отсчитывать новое время, которое нисколько не убавило романтизма и остроты в наших отношениях.

Именно со Славой мне предстояло понять, что такое на самом деле демократия. Не на словах, а на деле. Оказалось, что демократия требует осознать понятие «ранг», - и не только в заоблачных сферах. Важнее всего оказалось это понимать в межличностных отношениях.

У каждого человека одновременно и больше, и меньше ранг, чем у другого. В отношениях ранг является проблемой всех и каждого. Конфликты начинаются тогда, когда мы невнимательны по отношению к рангу других. Люди постоянно третируют других, полагая, что всего лишь говорят правду в глаза. Со Славой я научилась принимать разные уровни проблем.

В своей жизни до Славы я привыкла ценить чувства «сложные и красивые», мысли возвышенные, страдания, хоть и болезненные, но далекие от практической жизни и поэтому не имеющие важных последствий. Меня интересовала сама любовь, дружба. О последствиях отношений с общественной точки зрения я никогда не задумывалась.

С приходом Славы прежние возвышенные понятия и чувства потеряли свою прелесть. А вместе с ней - и ценность. Я отдалась на волю судьбы и до сих пор никогда об этом не пожалела. Мой муж создает настроение одним своим присутствием, вносит колорит своеобразной прелести, и от этого невозможно отказаться.

Есть люди, в которых смешное и серьезное, злое и святое, жар и холод переплетены так причудливо, что их нельзя за это судить. Славе нельзя ни доверять, ни верить, ибо он всегда бывает прав - так неотразимо его мужское начало. Он привнёс в мою жизнь чувство облегчения, освобождения от чего-то угнетающего и обременяющего меня. За годы совместной жизни Слава оставил во мне странное и приятное чувство благодарности.

Ведь всё вращается вокруг одного - тайны жизни. Она всегда была и остаётся тайной двоих – мужчины и женщины. Единственное, перед чем эта божественная сила отступала, да и то не всегда, - инстинкт самосохранения, страх перед смертью. Условности, покрывавшие эту тайну, лишь усиливают ее прелесть и загадочность. Но это способны понять лишь те, кто имеет мужество признать за ней начало начал.

Слава олицетворяет собой вариант таких человеческих отношений, которые обогащают и учат, формируют вкусы и саму личность, оттачивает стиль поведения. Единственное, что нужно знать наверняка – моего мужа нельзя унижать. Это опасно. С ним надо уметь сохранить саму себя, личностный суверенитет, - тогда от общения с Вячеславом только закаляешься.

Мой муж настоящий мужчина в классическом смысле этого понятия. Он переполнен невероятным стремлением выразить себя. К мнению других, будь то друзья или враги, он едва прислушиваеться. Но все равно поступает по своему. Именно это сделало его обьектом острого любопытства окружающих, но мне кажется, что это не раздражает и не озадачивает его. Слава постоянно нуждаеться в подтверждении своей састоятельности, - т.е. ему неприменно необходимо «пометить территорию».

Очарует кого угодно

Вместе с мужем в мою жизнь пришёл мир заключенных. Это заставляет задуматься о бесконечности вариаций и возможностей человеческого духа, о его нераскрытых тайнах, которые притягивают и волнуют.

Говорят, что загадочность русской души как раз и заключается в борьбе между такими понятиями, как правда и истина, свобода и воля, справедливость и законность. Во многих языках эти понятия выражаются вообще одним лишь словом. Англичанину или американцу, например, очень трудно объяснить, в чем разница между свободой и волей. Но если удастся донести до них суть, осознание этой разницы может стать трагедией всей жизни.

По паспорту поляк, с еврейским отчеством, рожденный в Белоруссии русской матерью, внешне похожий на татарина, с постоянно горящими глазами цыгана - мой муж, безусловно, интересная, сильная и незаурядная Личность, которая способна на Поступок. Несомненно и то, что он - сын своего времени, и в его жизни отразилась изломанная судьба всего нашего поколения.

К счастью, в первые же минуты нашего знакомства Слава показал себя как человек, немедленно вызывающий симпатию благодаря незаурядному характеру и яркой индивидуальности. Он никак не соответствовал моим представлениям о стереотипе преступного поведения.

Слава открыто сверкал зажигательной улыбкой, полной меланхолической нежности. Это просто не могло не вызвать замешательство, и с того момента Слава прочно закрепился в моей душе. Я открыла ему дверь - и все мои «правильные» мысли остались за бортом наших отношений. Увлечение разгорелось со скоростью облитого бензином костра, и он остался в моей жизни, - у меня хватит сил и любовного упорства.

Слава пришел с надломленным здоровьем, пустым желудком и с безумной отчаянностью человека, который боролся до предела и уже понял, что победить не удастся. Он был сильно побитым, но не побежденным. Слава имеет свойства волновать и вызывать восхищение. Будущий муж тогда сразу произвел на меня впечатление. Своей страстной убежденностью и юношеским пылом он способен очаровать кого угодно.

Я обожаю своего мужа за то, что у него нет тайных пороков – они все на виду. Это именно он заронил мне в голову мысль, что правду не только можно, но и нужно говорить. Теперь, когда в очередной раз начинает «просыпаться» и основательно портить нам жизнь его прошлое, моё сердце сжимается. Слава жестоко страдает от своей наивной доверчивости и беспомощности. И я ничего с этим не могу поделать.

Вячеслав постоянно пленит меня удивительной способностью играть свою игру, никому не подыгрывая. Мы сразу произвели друг на друга соответствующее впечатление. Я с удовольствием обещала этому человеку быть с ним вместе и в хорошие, и в плохие дни. Но только со временем поняла, как мне его недоставало в предыдущей, предсказуемой жизни. Романтика? Вероятно. Наверное. Но теперь погибнуть нам обоим не даст только романтика с сознанием, сердцем и совестью.

Долгие 20 лет на «Территории зверя» мой муж был вовлечён в борьбу за выживание. Борьбу не на жизнь, а на смерть. Это отточило вторую, острую и трагичную грань его сложной личности. Слава - человек с раненной памятью. Его побеждали не в битвах, а измором.

Романтик и авантюрист

Очень черные глаза, чернее смоли, на висках чуть седые волосы, невысокий рост... Для человека, так много выстрадавшего, мой муж неожиданно похож на мальчика. Лишь его глаза отмечены неизгладимыми следами пережитого. Суровые испытания, перенесенные в лагерях и тюрьмах, выработали в нем своеобразную отвагу и выковали в этом человеке нешуточную целеустремленность.

Отбывать срок его учили с детства - это уже никогда невозможно ни забыть, ни пережить, ни оплакать. Слишком рано в жизни Славы появились свой горький опыт и своя трагедия. За время, прошедшее с завершения последнего срока, тело мужа зажило, но надломленная душа никогда уже не воспрянет. Он и до этого не знал покоя, но тут наступил «полный абзац».

Слава сверкает такой обаятельной улыбкой, которой хватило бы, чтобы осветить городскую улицу. В его жизни самый короткий путь к поражениям всегда был через необычайно сильную веру в себя. В то же время мой муж совершенно мудро полагает, что необходимо следовать своему инстинкту, не сходя с этой позиции ни на один шаг, - и тогда к его ногам упадёт весь гигантский мир.

Вячеслав обожает обрушивать на головы скромных слушателей целые каскады эрудиции. Подобная линия поведения предполагает наличие воли и смелости. Великолепие моего мужа порой ослепляет. А постоянная приветливость и щедрость привлекают и привязывают.

Он мягкий, но только на толщину слоя кожи, не глубже. Дальше – сталь. Насколько мне известно, Слава никогда не впадал в грех гордыни.

Мой муж - человек, полный противоречивых качеств, и общение с ним воспитывает на всю жизнь. Его личность мало кого оставляет равнодушным, у разных людей он может вызывать диаметрально противоположные чувства. Не признает полутонов и сам Слава. К цели идёт напролом, никого не боясь и мало о чём заботясь. Но больше всего он боится и дальше всего пытается убежать от себя.

Судьба Вячеслава удивительна и хрестоматийна. К волчьему билету в людской мир, выписанному при рождении, в 17 лет Слава получил еще и пропуск в Ад. В таком нежном возрасте перед ним по приговору суда в первый раз раскрылись ворота тюрьмы. Если, конечно, не считать спецшколу. А если и ее приплюсовать, то лет с семи Слава потихоньку стал осознавать, что именно на него жизнь спустила всех собак.

Слава очень высоко летал и очень низко падал. Ко всему значимому в своей жизни он, вчерашний детдомовец и вечный зэк, шёл много долгих и трудных лет. Эти годы вместили в себя немалые приобретения и страшные потери, высокий статус в своем социуме и низкопробную травлю со стороны газет и государства. Смешно спрашивать, что тут перевесило.

Он с детства был лишен искреннего интереса к своей персоне. Это и определило его характер, за который Слава расплачивается жестоко и постоянно. Но в жизни моего мужа был не один момент, когда Фортуна замечала его - романтика и авантюриста.

Общеизвестно, что «без труда не выловить и рыбку из пруда». Слава преуспел не благодаря условиям, а им вопреки. Это потребовало от него огромных моральных и физических затрат. И в этих словах нет ни иронии, ни пафоса.

Обаяние инакомыслящего

Но так жить - непросто! Особенно если человек имеет алогичную склонность к немотивированным поступкам. Многие люди шли к нему, когда он был «на коне», чтобы подкормиться, согреться, повеселиться. Лихие деньги протекали через его руки. Червонцы у него шли за копейки, тысячи – за рубли. Слава их не жалел, не копил, не считал, и не однажды все высыпалось из рук и катилось с горы.

Вячеславу до сих пор сложно понять связь между сознанием (мыслями, чувствами, понятиями) и реальной деятельностью, в которой находят выражение эти мысли, чувства и понятия. Однако пока мой муж постоянно доказывает истину, что сильный человек падает лишь ради того, чтобы встать на ноги ещё крепче.

Зловредная местная пресса постоянно и безжалостно промывает наши со Славой косточки. Прозрачно намекает, что однажды и я доиграюсь со своей «бандитской» общественной деятельностью. Хотя аргументы из серии «сам дурак» вряд ли можно считать обоснованными, а рассуждения желтой прессы чересчур инфантильны, чтобы опровергать их всерьёз, приятного в этом мало.

Если бы не моё юридическое образование и полная финансовая независимость от существующего режима, я бы, наверное, не отважилась так громко вступаться за «второсортных». Но ощущение контроля над своей жизнью есть основной признак психического здоровья человека. Этот бастион я им так просто не отдам.

В философии эпохи Возрождения есть два важных понятия - vita activa и vita contemplativa. То есть, жизнь - действие и жизнь - наблюдение. Слава всегда выбирает только действие. При такой активной жизненной позиции с его стороны и одновременно при почти полном отсутствии бытовых навыков и невозможности прийти к соответствию умозрительного и реального, мне страшно заглядывать в завтрашний день. Ведь нет ничего опасней, чем несоответствие возможностей и желаний. Особенно если желания берут вверх.

Есть вещи, ради которых лучше быть повешенным за верность, чем получить право жить за их предательство. У Славы жизненные установки весьма размыты. Он с рождения обучался искусству выживать, и потому многие черты его характера уходят корнями в детство.

Мытарства бездомного детства навсегда лишили его ощущения стабильно пущенных корней. Во многих случаях им управляет внутреннее убеждение, что границы существуют лишь для того, чтобы за них выходить. И, конечно, он не лишен земной хитрости своих восточных предков.

Я же сдаюсь перед обаянием инакомыслящего. Многое мне понять и принять трудно, а ещё больше такого, что вообще не поддается моему восприятию. Ведь меня любили, я закончила два элитарных вуза, фактически за всю жизнь на меня никто и голос-то по-настоящему не повысил.

Я – человек, любящий ясность и систему во всём. Мне нравится, когда я понимаю связь между причиной и последствиями. Мне уютно жить, когда я чувствую запасной вариант за спиной. У мужа всё складывалось наоборот.

С рождения Слава жил в детском доме. Сначала в тюремном. А с трех лет его по плану перебрасывали с одного места на другое. У таких детей - огромная генетическая тяга к ласке, природная потребность быть под защитой.

Как известно, детский дом - такое место, куда помещают детей в отместку за плохое поведение их родителей. Больше всего на свете несчастный ребенок хочет удовлетворить свое ненасытное желание быть нужным и любимым.

Топор на шее

Мой муж отзывчив на доброту, ласку, любовь. Он нашел в себе силы глубоко запрятать ненависть, боль и злобу, которые после такой жизни никогда не могут исчезнуть из души человека. Они живы и в Славе, он просто не мучает этим других. Только себя.

Но такому поведению он научился постепенно. Со стороны кажется, что пережитое в тюрьмах было намного страшнее детдомовских режимов. Однако первые надломы до сих пор вспоминаются им больнее и обиднее всех остальных. Невозможно взрослеть в мире, где ты никому не нужен. Нельзя расти, считая себя скверным и мерзким. Чтобы выжить в таких условиях, природа использует особое средство психологической защиты. Подавляется способность не только заглушить боль и обиду, но и любые другие чувства. Когда нет чувств, нет и человека.

Слава - редкое исключение. Наверное, потому, что его ум постоянно был занят делом, ему удалось сохранить равновесие. Мой муж никогда не был склонен ни к беспределу, ни к жестокости. Но именно из детства Слава вынес патологическое желание самоутвердиться любой ценой.

Вся жизнь мужа прошла в физических и душевных муках при постоянной смене полярных состояний – от надежд до отчаяния. Восточная поговорка гласит: «Не дай Бог испить то, к чему можно привыкнуть». Это и есть детдомовский и тюремный синдром - навсегда привыкнуть к тому, что ты никто. Что завтра опять будет плохо, а значит - пропади всё пропадом.

Мы привыкли таких людей считать худшими среди плохих. Их объединяет то, что в их среде никто никого не осуждает. Там все так живут. Им развязывает руки понимание ситуации, в которой они находятся: жизнь, у которой не осталось никакого смысла, никакой цели.

Большинство их них искренне полагают, что люди - животные; жизнь - издевательство, и единственное, чем стоит заниматься, это смеяться, пить и безумствовать в ожидании смерти.

Сознание собственного достоинства мой муж не терял никогда. Он постоянно доказывал всем, а в первую очередь себе, что он человек. Но чего ему это стоило!? Я только со временем начала кое-что понимать в сути неизбежных последствий.

По ночам я часто осознаю, что мой муж не просто спит - он видит мучительные сны. Когда я его об этом спрашиваю, Слава говорит, что с детства видит один и тот же сон. Его, маленького, пихают, как сверток, через железную решетку на свидании с заключенной матерью. «Меня толкают, и я там застреваю. Мать меня не берет, и назад своими силами не добраться. И железо решеток - холодное»…

Слава был обречен с первого дня жизни. Все, что нужно ребенку, у него было отнято изначально. При этом небо дало черноглазому мальчику единственное богатство, в поисках которого люди ходят за тридевять земель - ясный ум, за который я сегодня своего мужа смело называю гением.

Его матери уже несколько лет нет в живых. Мне не удалось с ней повидаться. На случайно найденной дома фотографии я увидела обыкновенную бабушку, которая держит на руках младшую дочь мужа. Сколько я не разглядывала ее, ничто не говорило о том, что именно эта женщина била, калечила и выбрасывала на улицу своего маленького сына Славочку. Она поступала с ним так, как редкий человек поступит с котом.

Однако это правда. В своей жизни Слава сменил пять детских домов. Мать им не интересовалась, - тюрьма уничтожила её и без того слабый материнский инстинкт, напрочь лишила многих чувств, заменила их неженской жестокостью и равнодушием.

Слава пару раз сумел выяснить адрес матери и убежать к ней. Те несколько недель, пока он был у нее, Елена его жестоко избивала, ночами держала в сарайчике и, однажды, когда ему было 8 лет, приставила к детской шее настоящий топор. За потраченные без разрешения деньги мать грозилась отрубить Славе голову. В конечном итоге она каждый раз сдавала сына обратно в детский дом, хотя и знала, что за побег ему сразу «светила» спецшкола. Просто он ей не был нужен…

Попал в никуда

В документах для отправки в спецшколу (так называлась тюрьма для детей) попытка повидать мать для Славы вылилось в первый приговор: «склонен к бродяжничеству». По документам видно, что таких спецшкол в жизни моего мужа было две. Значит, он дважды сам хотел вернуть себе мать.

Передо мной - простая архивная справка, напечатанная символом советской власти и атрибутом коммунистического строя - пишущей машинкой. Пять детских домов прошел мой Слава. Навряд ли я смогу описать ужасы такой жизни лучше, чем это сделали многие до меня. Детдомовский синдром со Славой останется до конца жизни. Это смесь страха, обречённости, обиды и несправедливости. У мужа навсегда остались проблемы с выражением чувств.

Было бы неправильно сказать, что я Елену возненавидела, копаться в нюансах отношений матери и сына - не мое дело. А Слава поступает так, как все детдомовские или брошенные дети - он и сейчас любит свою мать, регулярно ходит к ней на могилу и всегда говорит «моя мама».

Для меня мать Славы безлика. Тем более она никак не ассоциируется со словом «мама». От Славы я не раз слышала о том, как жестоко мать с ним обращалась. Но он всегда рассказывает об этих случаях спокойно, как о сухих фактах. Находит ей оправдание и никогда не осуждает её.

Однажды Слава мне сказал, что к концу ее жизни они с матерью успели примириться. Одному Богу известно, где сейчас «баба Лена» - в Аду или на Небесах. Я часто думаю, что может быть теперь, уже в другой жизни, в ней что-то ожило, и она хотя бы сейчас благословляет, оберегает и защищает своего сына.

В 16 лет за Славой закрылись двери последнего детского дома, - он попал в никуда. Когда Слава разыскал мать, Елена опять ему указала на дверь. Побродив вокруг дома и воспользовавшись опытом выживания в экстремальных условиях, он устроился рабочим на завод, сумел обустроить свой быт на каком-то чердаке и стал там жить - свободным от всего и всех.

Ближней целью Вячеслава постоянно была мечта досыта покушать. Дальнейшей же - мечта сродни той, что мучила когда-то Остапа Бендера: поднакопить деньжат и уехать за границу. Правда, в отличие от сына турецкоподданного, в его мечты вполне вписывалась соседняя Польша. Там, по слухам, должна была проживать какая-то его родня. Через несколько лет стражи порядка сняли его с поезда, когда Слава хотел туда пробраться. И, найдя в кармане «перебежчика» пару долларов, сформулировали очередную статью - «спекуляция валютой».

Кажется, я давным-давно понимаю своего мужа без слов. Но всё-таки иногда я стыжусь своих вопросов, которые вырываются необдуманно: «А кто тебе стирал? И тебе не было страшно одному? А кто тебе давал денег?» Тогда Слава смотрит сквозь меня и почти никогда не отвечает.

Танталовы муки надо пройти, чтобы излечить эту вывернутую наизнанку душу. Мне пока это не удалось и я не верю, что такое когда-нибудь станет возможным. Понятно, что никто Славу не жалел, не успокаивал, не кормил. Никому на всем белом свете он не был нужен. Мой муж до сих пор постоянно испытывает жесткую эмоциональную боль. Я лишь могу наблюдать и сама до боли страдаю, не зная, что с этим делать.

Так создают преступность

Попасть в тюрьму – это получить билет не на выход из преступного мира, а на вход в него. Чиновники легко сняли с себя все заботы - расписались под вердиктом и погубили человека. Так слуги закона здесь работают до сих пор. Уже под флагами независимой Латвии и от ее имени выносят все те же бесчеловечные и преступные приговоры подросткам, без сожаления отправляя их на нары. Разве таким способом они охраняют нас от преступников? Конечно, нет. Так создают преступность.

Осужденные дети - если не сироты из детских домов, то, как правило, из неполных, неблагополучных семей. Наша система правосудия проявляет непомерную жестокость по отношению к людям. А к несовершеннолетним - особенно. Многих из них заставляет воровать элементарное желание не умереть с голода. А затем безумные головы ломают детям жизнь.

Tак Фемида огласила приговор, и с того момента Слава с детдомовским приятелем первый раз в жизни стали называться подельниками. Потом для мужа уже всё шло по инерции. А судьи и прокуроры только листали бумаги, торопливо вынося свои приговоры. Чтение их постоянно начиналось одинаково: «Принимая во внимание личность обвиняемого...» Уголовник! Это слово воспринимается как диагноз неизлечимой болезни, против которой нет лекарства. Болезни особого рода: социальной.

Потом Славу на долгие годы разлучали с детьми, держали в камерах и карцерах, его приковывали наручниками к стене, словно зверя. Он мёрз и голодал. Тюремщики калечили его тело и разрывали душу. Больные СПИДом, туберкулезом и сифилисом, настоящие психи и легко помешанные были его товарищами. Судьба была Вячеславу мачехой, и люди его не жалели. И так - 20 лет.

В одной из латвийских тюрем до сих пор работает бывший опер. Зимой он подливал Славе в карцер воду на пол, чтобы заключенный штрафник не смог устоять на месте. Когда я, как представитель общественной организации, посетила эту тюрьму, я сразу вспомнила истории, которые мне рассказывал муж. И каверзно спросила опера: «А были ли в вашей тюрьме известные заключенные?»
«Да, - гордо ответил тот, - вот Гойло, например».

Слава его тоже помнит. Те же самые руки, которые завинчивали на нем наручники, теперь примирительно выставляют ладони: «Не надо! Не надо ворошить прошлое! Это ж всё при коммунистах было! Кто старое помянет, тому глаз вон!»

Я мысленно добавляю: «А кто забудет - тому два!» Слава - натура порывистая и быстрая на проявление чувств. И все же он способен относиться к людям намного лучше, чем они относятся к нему. Мой муж умеет прощать. Хотя и десятками лет он не знал обычной человеческой жизни.

Но, видимо, умные, чёрные глаза моего мужа приглянулись Фортуне, и перестройка для Славы обернулась манной небесной. Жизнь как будто хотела покаяться перед ним. Наконец-то он, вчерашний изгой, стал самым, самым, самым... Тут любой дрогнет, а уж бывший зэк…

Слава стал человеком, которого востребовало новое время. Ясно без лишних слов, что для моего мужа все происходило в режиме автопилота. Сколько я ни пытаюсь понять мотивы его поступков, но на всё есть только один ответ - тюремный синдром.

Не имея по-настоящему родного очага, Слава поплыл по волнам псевдожитейского моря. И запетлял по бездорожью. Дальнейшее события его жизни напоминают сюжеты крутых западных вестернов.

С чувством свободы во сне

Люди упрямо не хотят верить, что ни слава, ни богатство не делают человека счастливым, а высокое положение и происхождение не всегда спасают от сумы и тюрьмы. Каждый человек в любой момент может оказаться под арестом или в местах лишения свободы.

Но в это и впрямь слабо верится. Богатые, то есть абсолютное меньшинство, думают, что у них есть чем себя прикрыть. Чем и как - это не вопрос с тех пор, как американцы придумали доллары. Бедным не до таких размышлений. Они просто хотят жить и живут, очень часто - вопреки всякой логике.

При коммунистах в «тюремном вопросе» просматривалась уже упомянутая схема. Сидели виновные, полувиновные, четверть виновные и те, кто с ними на одном плетне сушил онучи. Горше и круче сидели те, кто сами еще в недавнем прошлом хотели стать полновластными хозяевами чужих судеб. Сначала коммунисты убивали всех подряд, потом – друг друга, пока их, окончательно зомбированных, или как сейчас модно говорить, «отмороженных», не застала затеянная ими же перестройка.

Тюремная тема будоражит еще и из-за простого человеческого интереса. Почему главным вопросом политической стратегии при всех правительствах остается такой: во чтобы бы ни стало скрыть истину о жизни в заключении? Согласитесь, тут любые объяснения целят мимо и летят сквозь. Неплохо бы самим проверить, почему летят и летят в нас злые пули их безвластия и беззакония.

Мы попытаемся разобраться в этих вопросах, хотя изначально понятно, что всякая ясность власть имущим тут некстати. Бандитские законы и беззаконие властей замешаны на одних и тех же инстинктах, ибо пока ещё эта страна - дикая посткоммунистическая зона, где живут по понятиям и умирают по произволу.

Пока на этой территории - гибрид сумасшедшего дома, лагеря строго режима и борделя. Скажите, кто тут добровольно согласится дать ответ на вопрос: почему одни по десять лет сидят за украденные 100 латов, причем они это сделали с бодуна, ища средств на опохмел, а те, за кем более чем обоснованно предполагается не один десяток украденных миллионов государственных денег, не обременены даже подпиской о невыезде?

Те, кто сегодня заказывают музыку, испытывают чувство превосходства над остальными. Власть уже вполне оторвалась от реальной жизни и оставила нас с нашими проблемами.

Воровство перешло в ранг профессии, где за квалификацию и профессионализм можно выдавать разряды и даже ученые степени. Воруют каждый день, помалу и помногу, в зависимости от должности, аппетита и представившейся возможности.

Свобода слова - абсолютна! Думай и говори что хочешь! Печатай, сколько можешь! Но эффект от этой абсолютной свободы - такой же, как от абсолютных запретов. Парадокс состоит лишь в том, что тот, кто ворует мало, получает большой срок. А тот, кто ворует много, очень часто получает еще большие возможности и карт-бланш безнаказанно заниматься грабежом и дальше.

Из тех, кто разжился за государственный счет, за решеткой оказались единицы, и при этом не нужно проводить никаких параллелей с соблюдением закона. Это у них просто идёт борьба за сферы влияния. Это их внутренние разборки, нас они не касаются.

Остальные оказались в правительстве, в законодательных органах, в прокурорах, в правлениях банков, и ежегодно выдвигаются на присвоение очередного ордена. На наших глазах разворачиваются необычные действа: кто украл миллион, вообще не подвергается никаким наказаниям и остаётся на свободе. А мы молчим и уже ничему не удивляемся. Если, например, 99% населения знают, что такой-то местный деятель - вор и мошенник, а ему это и насморком не грозит, то что говорить о высокопоставленных чиновниках!? Жизнь, как известно, бежит по кругу, из которого очень трудно вырваться.

По ком звонит колокол?

Самое удивительное во всех этих историях заключается в том, что они ничем не заканчиваются. После шумного обнародования скандальных фактов чиновники добиваются конкретных кадровых решений в свою пользу, и скандал гасится другим скандалом. А главные вопросы - кто виноват, наказаны ли виновные и куда все-таки подевались наши деньги, - повисают в воздухе.

Когда-то древние греки называли идиотами тех, кто пренебрегал своими гражданскими обязанностям в пользу исключительно личных интересов. Идиоты не имели права числиться даже в оппозиции к власти. Они числились в… идиотах.

Теперь, по прошествии веков, это понятие уже не классифицируется в древнегреческом смысле. Тем более у нас, где правый хрен ничуть не слаще левой редьки. Что управляет латвийскими чиновниками? Жалованье, размер пенсии, страх их лишиться? В этой стране такой страх минимален, если не сказать, что он отсутствует вообще.

Страх этот ничтожен по сравнению с возможностями незаконного обогащения. Порой малейшее служебное «упущение» помогает полностью компенсировать потерю пенсии до конца жизни. Заметьте, до очень и очень беззаботного конца. Когда крутятся такие деньги, даже страх смерти в большинстве случаев не играет никакой роли.

Мы можем до посинения ругать чиновника, - никому от этого хуже не станет. Они себя еще покажут на фоне общей дури и пустословных партийных программ, обещающих бороться за всё хорошее против всего плохого. Но рычагов, способных остановить это, у нашего общества пока нет.

Слава познакомил меня с тюрьмой, и выбор с моей стороны был сделан. Теперь я несу ответственность и за его судьбу. Настало время, когда незнание тюрьмы становится угрозой для нашей безопасности. Эта огромная империя уже давно вышла за пределы своих границ и болезненно напирает на весь окружающий мир.

Нам необходимо понять конкретную причину, по которой борьба с криминальным миром стала абсолютным игнорированием общественных интересов и самым безопасным способом обогащения чиновников всех рангов. Иначе нам никогда не сосчитать, сколько человеческих жизней еще понадобится, чтобы в очередной раз «сама жизнь указала нам на нашу ошибку».

При размышлениях о таком важном вопросе, как преступность, и людях, которых суд без лишних раздумий называет преступниками, необходимо понять многое. И в первую очередь - все, что прямо или косвенно влияет на предмет исследования. Именно в целях безопасности важнее всего это осознать на бытовом уровне. Что мы знаем о преступности и преступниках, как обстоят дела на самом деле?

К голосу побежденных никто не прислушивается. Побежденным – унижение и презрение, изоляция и замалчивание. Это люди, которые уже не смогут себя защитить. Это - все те, кто не участвует в празднике жизни и кто составляет противовес орденам, званиям, повышениям по службе, премиям.

Это - маргиналы. Люди, которые умерли, были покалечены, покончили с собой, сошли с ума, спились, доживают свои дни в наркотическом бреду, голодают или, отсидев за кражу пустых бутылок, теперь готовы убивать.

Все те, кого система торопливо и без лишних вопросов посадила за решетку для перевоспитания и с облегчением позабыла о них. Это люди, на лицах которых застыла уродливая гримаса - то ли злобы, то ли бесконечной тоски. Нужно признать, что мы не всегда готовы говорить с людьми, попавшими в беду.

Вместе со Славой я пережила многое. Долгое время сила и авторитет правды были для меня несокрушимы. Но, пройдя с мужем по самым крутым маршрутам, я поняла, что, даже если ты прав, это вовсе не значит, что тебе будут верить.

Оказалось, что за правду надо бороться. И она не всегда побеждает. Оказалось, что справедливость и законность - совершенно разные понятия. Картина тут открывается довольно мрачная, если не сказать – жуткая.

Уголовный кодекс нагло дает нам понять, что на этой территории можно признать преступником всех и каждого. Родное законодательство, призванное защищать и беречь народ, чаще всего нас наказывает. В том числе и за его незнание.

Выясняется, что нам без тюрем никак нельзя. Что иных и держать-то негде, кроме как за решеткой – ну просто потому, что места им в обществе нет! Причин много. Потому что законы слишком легко обойти. Потому что судьи выносят приговоры, которые нужны тем, кто их судьями сделал. Потому что у них там – круговая порука. Потому что наш суд – неподсуден. Ведь вся нынешняя правовая наука – это систематизация знаний о том, как перекладывать ответственность на других. Вот и выходит, что никто не знает, по ком звонит колокол!

Неуязвимость власти - миф

Зарекаться – дело дурное. Завтра наступит, хотим мы этого или нет. Как жить на отмеренной нам территории в условиях, где отсутствует нейтральная полоса? Шаг за черту - и ты там, откуда не бывает возврата: в тюрьме, на помойке, в нирване, в инвалидном кресле…

Для изучения преступности и преступников я использовала любой повод, не пропускала ни одной возможности общения с ними. На этом закончилось время моих иллюзий. Я поняла, что пришло другое время. Деньги, точнее, их количество, стали доминантой поведения, мерилом дружбы, традиций, человеческой жизни.

Кто сегодня сможет ответить на вопрос: что важнее денег? Любовь? Честь? Дружба? Нет, конечно. Важнее денег нет ничего, так как они стали главным смыслом жизни, главным инструментом управления человека.

Из человека как будто вынули особый магнит, который упорядочивал душевные частички, и мы все оказались душевнобольными. Сотни тысяч людей ринулись в религию, сектантство, разврат, алкоголизм, наркотики, преступность, впали в душевную депрессию или просто в какое-то отупение.

На меня долго пытались «повесить» статью «связь с организованной преступностью». Фемида хотела дать мне возможность «показать, как погибают с честью». Я решила поступить юридически грамотно. Забросила многие другие дела, организовала фонд помощи заключенным и, по-женски ведомая романической наивностью, стала вникать в проблему.

Что делает человека преступником? Изначально того не очень понимая, шуму я наделала, как лиса в курятнике. Оказалось, что этот вопрос и есть главный ключик ко всей нашей системе, и ответ на него является строжайшей государственной тайной. И, может быть, не только нашей в нашей стране.

Бесспорно, каждый народ имеет такие законы, которые он позволил себе навязать. В Латвии пока можно прикрываться «тяжелым наследием коммунистического прошлого», - этот миф нашим властям необходим как воздух.

Но и в остальном мире дела обстоят не лучше. Вопросы, связанные с исполнением наказаний, повсюду приобретают всё большую актуальность и значение. Эти проблемы наболели и опасны не менее, чем бедность, безработица, социальная изоляция и расслоение общества.

«Падающего – толкни!». Так сформулировал моральный закон нового человека, возникшего на арене истории, немецкий философ Ницше. С новой властью появился новый, востребованный тип чиновника. Он предстал перед нами во всей своей красе, вооруженный дерзким лозунгом: «Плюй на все и торжествуй!»

Примеров удачливой карьеры, изнанка которой – откровенная уголовщина или циничная ложь, хоть отбавляй. Тут и стойкий оловянный солдатик дрогнет. Люди гонятся за богатством с обреченностью мотыльков, летящих на огонь.

Ослеплённые огнями городов и возможностью безнаказанно совершать тяжкие преступления, они становятся заложниками ситуации. Ради красивой жизни, внешнего благополучия, ради того, чтобы быть не хуже других, люди совершают бессмысленные, порой очень кровавые и бесчеловечные преступления.

Характерные приметы нашего времени – огромные богатые города и пещерная мораль, обтекаемость законов, а также тотальная продажность всех, кто только может продаться. При всём этом - полная импотенция власти.

И огромная концентрация денег, очень большая часть которых крутится в частично или откровенно криминальных структурах. Пока все стараются не замечать, что ситуация в любой момент может стать предельно взрывоопасной. Кроме того, у нас на каждом углу кричат о спасительной силе Запада.

Но страшный конец блестящего мифа о самом совершенном общественном строе на планете наступил в один день. А ведь всего за полгода до катастрофы 11 сентября президент Джордж Буш на вопрос журналистов о том, что такое «Талибан», непосредственно ответил: «Это какая-то молодежная рок-группа!» Сказал не подумав, да тут же и забыл об этом, не вспоминая. Как оказалось, на свою голову…

Талибов победили, потом Ирак, а ещё через несколько лет мир узнал о трагедии в Беслане... Так наступило сегодня, когда уже никто точно не знает, встанет ли он вообще со своего стула. Почти осязаемой вдруг стала истина, что на небеса одинаково просто отправиться не только со свалки или с поля боя, но и будучи в элегантном костюме, из салона пресловутого шестисотого «Мерседеса».

XXI век выдвинул приоритеты. Нефтяной вопрос в мировой политике сегодня - как тема секса в обычном обществе. Если о нем не говорят, то думают. Даже когда занимаются чем-то другим. А количество искалеченных жизней и смертей в этой схватке - не аргумент. Причем уже ни для кого.

Обстановка в мире стала зримо разлагать человечество, и это генерирует новые стандарты поведения общества, причем гуманистическое качество самих стандартов изменяется в худшую сторону. Люди постепенно привыкают к преступлениям, непрерывно творящимся у них на глазах. Ни одно государство мира не знает, что с этим делать. Внезапно всем стала очевидна хрупкость государственности, развенчался миф о её неуязвимости.

Двое против государства

Пока ситуация напоминает поведение школьников 6-7 классов в отсутствии учителя за мгновение до крика стоящего на стреме: «Атас!» Конечно, я тоже не знаю простого и однозначного ответа на вопрос «Что делать?» Легче всего сказать, что надо бороться с преступностью.

Но ясно лишь то, что должны отыскаться другие идеалы повседневной жизни. Обращаясь к собственному опыту, в этой книге я попыталась сформулировать вопросы и объяснить, что во имя истины нелишне прислушаться и к женщине маргинала.

Наша со Славой супружеская жизнь – это история противостояния одной семьи, крошечной ячейки общества, и целой государственной системы. Одного кирпичика - и всей социальной кладки, держащейся на цементе из коррупции и обмана.

В нашу судьбу чиновники вплели немало лжи, китча, фарса, патриотического политиканства и политического изуверства. Когда несколько зажравшихся и обезумевших от своей безнаказанности чиновников и есть государство, то в этой мерзости легче утонуть, чем с ней разобраться.

Если у следствия нет достаточных прямых улик, чтобы осудить и посадить человека по Закону, то у власти всегда достаточно косвенных улик, чтобы следствие продолжать. Начинается война на истощение несчастной жертвы.

Меня, воспитанную в духе законопослушания, очень быстро стали раздирать сомнения в порядочности Фемиды. Но самым сильным чувством было изумление. Наверное, в чем-то даже наивное: беззаконие властей питается равнодушием сограждан.

Неужели такое мыслимо в XXI веке? Неужели все это всерьез? Насколько условна грань между высокой принципиальностью и узколобой нетерпимость? В этой плоскости относительны все гуманистические системы взглядов. Абсолютны лишь муки, на которые люди без каких-либо причин обрекают друг друга.

Долгое время я предполагала, что безумный и пёстрый чиновничий абсурд сам себе подпишет смертельный приговор. Потому что так просто не может быть! Так нельзя жить! Это опасно!

Куда там!.. Все мои попытки апеллировать к закону и здравому смыслу были решительно отвергнуты. Мало кто отчетливо понимает, что такое круговая порука. Это когда чиновники совершенно утратили страх и всякие моральные нормы и в государстве наступает самый страшный кризис – кризис доверия к власти.

Все против всех. Именно это сегодня происходит в нашей стране. Мы с мужем предполагаем, что наше единство сможет расшатать любую систему. Хотя ни на что другое нам и не остается надеяться.

Почти так оно и вышло. За десять лет все что угодно может потерять смысл. На одиннадцатом году в «деле Гойло» разыгрался редкостный фарс. Судебная власть уже и сама была не рада, что связалась с нами. Их схема была «заточена» под вполне определенные цели. В данном случае даже цель уже никто не мог вспомнить, хотя не один блокбастер можно было бы создать на примере развернувшихся вокруг нас событий.

Просто схема сработала «не так». Со стороны государства многое было сделано неверно даже не по злому умыслу, а просто по слабоумию. Теперь уже не разобраться с той абсурдной ситуацией, которая когда-то, более десяти лет назад, возникла по замыслу какой-то явно больной головы. Теперь положение самой судебной власти оказалось двусмысленным. Если не сказать - идиотским.

Доказательства вины Славы так и не нашлось. Но как теперь, в свете новых обстоятельств, объяснить затеянный вокруг нашей семьи скандал, который принял характер грязной кухонной склоки?! Потому-то прокуратура сегодня и имеет растерянный вид медведя, которого разбудили среди зимы. Зверь спросонья вылез из берлоги, постоянно готов на грозный рык, но не понимает, зачем его потревожили.

Скорее всего, ожидалось, что мой муж так и будет вечно притягивать к себе смерть, платя за то, что когда-то столь неосторожно шутил с жизнью. Видимо, поначалу всерьёз надеялись, что при непрерывной травле Слава либо сложит свою буйную голову, либо будет настолько скомпрометирован, что ему останется только безмолвно сгинуть в тюрьме.

Власти были уверены, что при постоянном закручивании гаек такой лихой человек, как мой муж, сам наломает столько дров, что и половины его поступков будет достаточно, чтобы уже в который раз отправить его за решетку. Однако этого не произошло. Скорее наоборот.

В начале нашего знакомства мы со Славой договорились, что считать важным и ценным в наших отношений. Наши точки зрения сразу совпали, и мы больше к этому вопросу не возвращаемся. Мне и в голову не приходит спорить с мужем. Уверена, что если я, по какой-то женской прихоти, вдруг попытаюсь ему противоречить, Слава будет только молчать, давая мне понять, что не собирается повторять своих аргументов. Поэтому естественно, что его проблемы давно стали моими.

Создав Фонд помощи заключенным, я стала для уголовного мира кем-то вроде ответственного «по связям с общественностью». В обществе меня встретили без особого восторга. Спрятанные за забором заключенные в этой стране пока не интересуют никого.

Однако число людей, привыкших смотреть на мир только через орнамент из колючей проволоки, увеличивается безмерно. Мне кажется, что всем полезно хотя бы изредка вглядываться в их усталые лица. Иногда почти детские, но чем-то неуловимо похожие, независимо от возраста. Эти люди не понимают, во имя чего они живут.

Чиновник или бандит?

Преступность всегда остается преступностью, она не делится на плохую и хорошую. Уже историческим стало само понятие «блатных» – профессионалов уголовного мира, для которых тюрьмы и лагеря были обязательными этапами их карьеры.

Долгое время в уголовной среде бескрайней постгулаговской территории, где живем и мы, самыми влиятельными и заметными фигурами оставались воры в законе. Их слово могло решить судьбу любого авторитета, лидера преступного сообщества, а уж тем более простого «быка» или «баклана».

Воры были королями на зоне, где они контролировали порядок, нормы выработки и взаимоотношения заключенных с администрацией. Они незримо управляли преступным миром и на свободе. Они никогда не стреляли друг другу в затылок.

Но шло время, и выяснилось, что воровская «корона» не принесла счастья большинству ее обладателей. Удачливыми и состоятельными стали единицы, валютные счета и виллы имеют лишь несколько десятков из многих сотен, но все они постоянно ощущают над собой незримую тяжесть дамоклова меча.

Могилы многих неизвестны. Те, кто выжил, зачастую существуют на умеренные подношения из общака. Эти люди живут в некоем вакууме и встречаются лишь с узким кругом друзей. Почти все воры в законе употребляют наркотики, имеют целый букет «благоприобретенных» болезней, в том числе распространенный в тюрьме туберкулез.

Характерно, что все они стараются направить своих детей по другой дороге – дают им образование, посылают на учебу за границу, устраивают на работу в солидной фирме. Никто не желает своему ребенку такой же судьбы, какая выпала на долю отца.

Ныне облик бандита совершенно не соответствует выработанному за предыдущие десятилетия типажу – коричневые от чифиря зубы, татуировки – спецсимволы, блатная феня, строгий свод «понятий»...

Лидеры криминалитета стараются выглядеть сообразно популярному слову «истеблишмент». Они носят изысканные костюмы – тройки, выражаются уверенно и грамотно, без излюбленных словечек, при случае вворачивают какую-нибудь умную цитату. К тому же многие из них работают на государственной службе!

Сегодня имена главарей на слуху у каждого. Они давно уже превратились в местных ньюсмейкеров, не боятся света софитов и официальных раутов. Точку в их восхождении почти всегда ставят не закон и суд, а бомба или пуля анонимного киллера. Ситуация, доступно объясняющая, кто правит бал в государстве.

Воровская преступность всё больше приобретает экономическую направленность, - и грабить стало удобно, выгодно и даже почетно только из государственной казны. В конце 80-х годов прошлого столетия преобладали грубые и примитивные способы воровства. Это были взлом квартирных замков и запирающих устройств железнодорожных вагонов, проломы в стенах контейнеров с грузами, просверливание цистерн и так далее. Сегодня на смену им пришли более изощренные приемы – подделка документов, переадресация грузов, все тот же взлом, но теперь уже - банковской компьютерной сети.

Постсоветское пространство имеет и свои особенности. Уголовная жизнь и лагерные будни в сознании нашего общества до недавнего времени были пронизаны романтизмом и сентиментальностью. Ни в одной стране мира профессиональные преступники не становились настолько привлекательными персонажами, как в бывшем Союзе.

Отчасти это можно объяснить внутренним протестом против тогдашней коммунистической диктатуры. Кроме коротко стриженых людей и их рассказов о своей жизни и подвигах на зоне, огромная масса политзаключенных в разные годы вместе с амнистиями вынесла наружу блатной дух.

Однако нынешний криминальный мир полностью лишен романтизма и эмоционально выхолощен; он холоден, жесток и беспощаден. Он бьет ниже пояса, там привыкли вначале стрелять, а потом думать. И при этом никого не волнуют случайные жертвы.

Но самая характерная перемена: спортивные костюмы «братанов» сменили цивильные «тройки» государственных служащих. Чиновники и бандиты – теперь их не просто отличить.

Главная беда Латвии в том, что проблемами правонарушений на самом высоком уровне занимаются люди из советского прошлого. Они тоже распознаются по специфическим выражениям лиц. Эти взгляды были отработаны рядовыми следователями, чтобы легче «раскалывать» бедных интеллигентов, обвиняемых в чтении антисоветской литературы.

Они из тех времен, когда Москва ничем не ограничивала своих слуг – все, что сделано ради порядка, то сделано! Эти приемы, безусловно, были взяты из зверинца, и существовать они могли только при закрытости общества. А все активно действующие лица надеялись, что пройдет какое-то время, и следователи, судьи и прокуроры не окажутся более виноватыми, чем мы с вами.

Сегодня их лица сияют как крейсер, готовый принять на борт английскую королеву. И есть от чего! Через шланг, именуемый государственным бюджетом, можно качать и качать. А они - «менеджеры» этой трубы.

У нас почему-то самым простым делом считается руководить – управлением, министерство, государством... На важнейшие посты буквально прут толпой случайные люди. Они никогда ничего не умели делать в своей жизни. И не хотели. А вот руководить – это всегда пожалуйста. Предложите им поуправлять каким-нибудь производством, хотя бы швейной фирмой. Они тут же откажутся, честно сказав: «Я не умею». А вот управлять людьми и решать государственные проблемы – абсолютно уверены, что это-то они смогут запросто.

Происходящее объяснить несложно. Наши демократы, как и в свое время большевики, были сориентированы исключительно на слом старой государственной машины. При этом ответа на вопрос, что делать дальше, у них не было.

Такого ответа нет и сейчас. Наши правители ведут и чувствуют себя как финалисты чемпионата мира среди боксеров – профессионалов. Никто из них, в ослеплении и азарте борьбы за деньги и власть, не думает о том, что же произойдёт, когда противник уже не сможет встать.

Нужен мой скальп

Во имя демократии власть пару лет терпела мою общественную деятельность. Но затем, дав высказаться, меня «выставили за дверь». Все клятвы пересмотреть догмы по «тюремному вопросу», переосмыслить их и привести хоть в какое-то соответствие с демократическими нормами, как обычно, оказались блефом. Что, несомненно, стало еще одной из причин, почему я решила написать эту книгу. Которую рассматриваю как «пробный камень» в развитии моей дальнейшей общественной деятельности.

Прокуратура охотится за моим мужем уже более десяти лет, травля не ослабевает ни на минуту. Власти боятся, что искусственные узы закона распадутся от первого толчка с нашей стороны. Поэтому нас гоняют по кругу.

Я ясно дала понять, что своего мужа так просто не отдам. Азарт охоты привел к тому, что мои личные отношения с правосудием за последние годы смело можно сравнивать с Олимпийскими играми, а Славу - с главным призом победителю.

Наглое и властное, придурковато верящее в свою безнаказанность, правосудие крушит наши судьбы и жизни. На нарушение закона они идут так просто и естественно, как мы - на работу. Поэтому Фемида и не учла, насколько опасно дразнить женщину, то подавая надежды, то делая вид, что принято какое-то решение, а на деле лишь отодвигая на неопределённое время перспективу гибели её мужа. Кроме того, мне очень не понравился их цинизм.

Когда я усвоила всю «прелесть» круговой поруки, я раз и навсегда поняла, за какой чертой человек делает себя пародией. Я со стыдом стала себя чувствовать выпускницей института умственно отсталых. И оказалась один на один с властью, которая пока от меня отмахивается как от назойливой мухи, и против которой чувствую всю бесполезность усилий и никчемность своего разума.

Почувствовав в какой-то момент, что позволила власти чересчур жестоко надругаться над моим интеллектом, я мобилизовала весь свой оптимизм, решимость и бульдожий напор. Ответ последовал немедленно - власти потребовали мой скальп. И то ли от безрассудства, то ли от отчаяния я решила разворошить весь этот муравейник – Славу я им ни за что не отдам, наши лучшие дни ещё впереди.

Мало талантов, которыми Создатель не наградил моего мужа. Именно поэтому я увлеклась им от всей души. Все совместно пережитое меня только вдохновляет, учит и преобразовывает. Наша история - не столько о любви, сколько о красивом безумии, - именно это дает людям крылья.

«Этому человеку нельзя доверить даже ржавый гвоздь», - говорили мне не один раз. Меня же эти предупреждения не трогали: «Когда у человека так растерзана душа, многое объяснить невозможно. Обилие негативного опыта притупляет и искажает все его чувства. Я Славу люблю и именно он мне нужен».

Конечно, муж порой мне не оставляет никакого выбора. Любовь к риску - характерная черта Вячеслава. Почести, славу, самоутверждение он всегда предпочитает комфорту и обеспеченности. Ему важно не обладать и сохранить. Слава хочет рисковать, действовать, будоражить... И оттого часто ставит наши жизни на ту грань, откуда веет реальной непредсказуемостью.

Пока я немногое могу сделать для своего мужа. Лишь с переменным успехом пытаюсь научить его решать проблемы, разделяя их на части, а не нагромождая одну на другую - до полного обвала. В борьбе за Вячеслава у меня есть все основания превзойти саму себя.

Я побывала замужем не один раз, и это были хорошие браки. Но, откровенно говоря, мне всегда хотелось только каких-то отдельных фрагментов замужества - поговорить с человеком, покормить его... Все остальные составляющие семейной жизни меня тяготили. И меньше всего меня радовала необходимость вникать в проблемы и переживания другого человека.

С приходом Славы всё изменилось. Никогда ещё я не чувствовала, чтобы мужчина был мне настолько родным и близким, настолько мужем. Слава постоянно удивляет меня своей талантливостью, мудростью и добротой. А также - тёмной чувствительностью, бешеной вспыльчивостью. И безумием, которое затаилось в его похожих на горящие угли глазах.
«Ты себя считаешь преступником?» - Спросила я его в первый день нашего знакомства.
«Детка!» предусмотрительно начал Слава. А потом уверенно добавил: «Нет, я себя преступником не считаю».
«Ещё бы! - Со «знанием дела» обывательски подумала я. - В тюрьме только невиновные и сидят!»

Но тут же вспомнила, что самые нестандартные личности в истории – ученые, художники, воины и знаменитые преступники. Именно эти люди вдохновляют, воодушевляют, отрезвляют, воспламеняют и разочаровывают человечество. А все мои жизненные принципы всегда были связаны только с верой в свободу личности. Потому что только личности меняют историю.

Романтик с большой дороги

У моего мужа репутация независимого и непредсказуемого человека. Всем известна настырность Славы. В сочетании с вулканической энергией это может сокрушить любые преграды на его пути.
«Великий лгун и лицемер», - отзываются о нем одни.
«Последний романтик с большой дороги», - говорят другие.

С тех пор, как Слава без оглядки ушел из уголовного мира, мой муж там считается кем-то вроде английской королевы. Они признают авторитет Славы, завидуют его блестящему уму, но относятся к нему как к человеку со стороны, - братом больше не считают.

Почему он так резко порвал с уголовным миром? На этот вопрос точно не может ответить и он сам. Скорее всего, всемогущий Рок увлек моего мужа навстречу собственной судьбе. Ведь только волею небес могли встретиться люди из столь разных социальных слоёв, такие как я и он.

Но сегодня кардинально изменилось и само понятие «уголовный мир». Слишком часто употребляя это словосочетание, мы упустили главное.

Уголовный мир, в традиционном понимании этого слова, на распутье. Это неизбежное следствие проигранной так называемой криминальной войны. Десятилетиями лишенные возможности нормальной, человеческой деятельности, в конце 1980-х преступники получили реальные доходы и потеряли голову. Очень быстро появились два вида авторитетов: уголовные, тюремные и бандиты на воле, которые в тюрьме никогда не сидели.

На постсоветском пространстве этому во многом способствовал Запад. Там сделали ставку на воровские режимы, не способные ничего реформировать, умеющие только грабить и не имеющие ни малейшего намерения построить демократическое общество. В таком государстве правители только воруют и ждут благодарности. О своих прямых обязанностях даже не думают.

В те годы закрыли и уничтожили все, что дает людям возможность честно жить и работать. Вместо этого открыли предприятия по изготовлению средств защиты от грабителей - железных дверей для квартир и сигнализаций для машин. Повсюду стали возникать казино, ночные клубы, туристические бюро, центры сбрасывания лишнего веса и повышения сексуальной мощи. Все это записали на счет «подъема экономики».

Для прежнего уголовного уклада это стало началом конца. Изменение экономической и политической ситуации сделало тех, кто приобрел авторитет на зоне, никому не нужными. С ними можно было уже не считаться. Долгие годы заключения покалечили их души и тела. Они в полном смысле отстали от цивилизованной жизни.

Сегодня эти люди чаще всего рассматриваются как расходный материал. Таблоиды время от времени вытаскивают их из забвения как «бывших королей». Но в реальной жизни «бывшие» мечтают только об одном – умереть на воле. Сегодня это несчастные люди, посаженные правоохранительными органами на короткую цепь.

В победе над тюремными авторитетами для общества нет выигрыша, - иногда хуже поражения может быть только победа. Потому что их победил не закон, а другие, новые бандиты.

Победителями стали медведеподобные люди в возрасте от 30 до 40 лет. Только от пола они отжимаются уже не в тюремных карцерах, а в фитнес-клубах. Они умны, успешны, не ограничены никакими травлями. У них чаще всего юридическое образование и чистое личное дело. От тюрьмы они откупаются всегда и в своих интересах умело управляют коррумпированными чиновниками.

Ради новых бандитов, собственно, эти чиновники и коррумпировались. Власть намертво присосалась к преступной паутине. Всегда при костюме и галстуке, нынешние госбандиты имеют такие же короткие стрижки, так же собираются в стаи, так же именуют себя группами, держат при себе молодняк и сильны только вместе.

Они так же любят бани и золотые цепи, которые водружают на такие же бычьи шеи. Они думают, говорят, чувствуют как бандиты, а человеческую жизнь воспринимают лишь как товар. Убийство – это лишь звено схемы. Бизнес. Ничего личного. Деньги. Никаких других идей, идолов или правил у них нет. У них такие же простые, открытые лица, напоминающие то ли трактористов, то ли танкистов из довоенных кинофильмов.

Впереди – другая жизнь

Вячеслав свой авторитет заработал на зоне, поэтому не желает терпеть над собой чужую, «новую» власть. Кровавую борьбу за ступени в преступной иерархии мой муж всегда считал бессмысленной. Слава пытается найти новый путь. Бесконечный поиск привел мужа к тому, что к сорока годам он оказался вообще на бездорожье: ни достойной компании, ни достойной жизни.

Пришлось выбирать. Он посчитал возможным забыть себя прежнего: раздавленного, обескровленного, умирающего человека. И стал бороться за право дышать, пить чистую воду, быть здоровым, учиться выражать свои чувства. Слава искренне считает, что прошлое позади, а впереди другая жизнь. И что он к ней вполне готов.

Для окружающих такая перспектива до сих пор непонятна. Она отчетливо сложилась только в лихой голове моего мужа. Поэтому промежуточные итоги поиска «другой жизни» пока выглядят удручающе. Жаждой возмездия накалено общественное мнение всего нашего криминалитета.

Уголовный мир смотрит на этот поступок Славы по своим понятиям. На то он и уголовный мир! Мой муж вступил в войну, хотя поначалу было трудно осознать, на чьей стороне он воюет. Он уже не принадлежит старому уголовному миру. Но не играет и на стороне новых бандитов. Слава повел себя как кот, который гуляет сам по себе.

Об этом выборе за нас пока предпочитают думать другие. Судебная власть и «широкая общественность» считают, что место моего мужа - в тюрьме. Что он - просто змея, пригретая на моей груди. Ведь наша любовь, согласно сословным канонам, предполагалась если и искренней, то обязательно тайной.

Власти, по своему обыкновению, остановились на проверенном «топорном» предположении: Славу никогда не будет поздно прихлопнуть как муху. Пусть пока потаскает каштаны из огня. Но обе стороны - и власти, и криминал - едины в одном: они готовы сражаться до последней капли нашей крови.

Любая книга имеет еще и прикладную направленность, несет на себе легкий отпечаток психоанализа. По мере развития событий я стала четко осознавать, что на моей стороне самый сильный союзник - правда. Об изгоях общества, обитателях тюрем обществу известно мало. Настолько мало, что отсутствие информированности может стать угрозой безопасности общества.

Я пытаюсь систематизировать свои знания о «Территории зверя» с точки зрения жены зэка - эксперта на бытовом уровне, то есть человека, который постоянно на эту территорию заходит.

Со мной зэкам и говорить проще, и понимания с моей стороны больше. Я не могу их осуждать. Этих людей сделали рабами по духу, рабами по уровню жизни. Вся жизнь маргиналов – это пожар, который они тушат не водой, а слезами и кровью.

Причем как своими, так и чужими

Сегодняшняя юриспруденция во всем мире остро нуждается в гуманизации. До сих пор никто не придумал лучшей защиты для человека, чем любовь и семья. Человек нуждается не в наказании, ему нужен рядом родной человек. Даже Библия говорит о морали, которая основана на любви, а не на законах или принципах.

Законы сами по себе не гарантируют ничего. Мы всегда оцениваем свои поступки по тому, насколько они могут навредить или помочь близким нам людям. И почти никогда не вспоминаем закон, который должны соблюдать.

Можно уничтожить одного отдельно взятого человека. Но законность все равно не восстанавливается противозаконными методами. Сегодня во всём мире правосудие – этот престарелый герой нашего времени, некогда кумир демократии, ныне оказался виновником её небывалого позора.

На примере Славы можно найти ответ на важный вопрос о «Территории зверя». Кто он, мой муж? Одинокий охотник за удачей или отображение какой-то глубокой и неистребимой человеческой сущности, которая рано или поздно заставит общество считаться с собой? Я искренно и честно пытаюсь понять чуждый мне образ жизни. Люди отличаются друг от друга значительно меньше, чем нам бы хотелось.

Пахан с малины

Ради справедливости я преодолела немыслимый соблазн и, наступив себе на все, решила попытаться писать о Фемиде этой страны как о покойнике: либо положительно, либо ничего. Этот тезис имеет свои аргументы за и против. И прежде всего потому, что после всего пережитого мне будет трудно выработать сбалансированный, незаинтересованный и объективный взгляд.

Непредвзятому отношению мешает и другое. Система юстиции нашей страны настолько стара, отстала и немощна, что так и так скоро сама испустит дух. Тут уже ничего изменению не подлежит. Созданная коммунистами, с начала прошлого столетия система вообще имеет очень тёмное прошлое. Образно говоря, она - «пахан с малины». У нее уголовные манеры, которые сочетаются с недалекой капризностью кинозвезды и мстительной злопамятностью дикого горца.

Если оставить в стороне словесные выкрутасы, понятно, что для власти демократия – одни неудобства, которое приходится терпеть, если их не удается обойти. В нашей стране оппозиция назначена самой властью. Изначально понятно, что такая оппозиция реально ни за что бороться не будет.

Поэтому добровольно дать ответы на интересующие нас вопросы власть никогда не согласится. Ожидаемого ответа не последует ни при каких обстоятельствах. Реакция, скорее всего, будет неожиданный. Особенно для того, кто этот вопрос задавал.

Именно с помощью юстиции нам навязали иллюзию, что все проблемы страны можно решить только путем махинаций с властными структурами. Полнота власти у нас формальна. Власть достаточно сильна, чтобы проводить разрушительные действия.

Но в то же время слишком слаба, чтобы делать что-то позитивное, созидательное. Сегодня мы получили политического мутанта, сочетающего в себе элементы, имитирующие западную демократию и обломки разрушенной коммунистической системы.

Люди не имеют социальных прав, гарантий и системы личной защищенности. Государство должно охранять систему защиты и самозащиты граждан. Сейчас этой системы нет, она разрушена. Единственной защитой стали деньги. Есть деньги – есть защита, кто бы ты ни был. Нет денег – ты беззащитен. Нас лишили детской беззаботности в настоящем и взрослой уверенности в будущем.

Новые правители с адской силой ринулись удовлетворять свои хищнические аппетиты. К ним присоединилось огромное количество (если не большинство) прежних чиновников партийного и государственного аппарата. Они моментально изменили свою идеологическую ориентацию.

Хоть и под другим названием, к нам вернулось многое от прежнего тоталитарного режима, да еще в ухудшенном виде. Новые власти первым делом увеличили себе зарплаты и прибрали к рукам все привилегии. Они стали без каких-либо опасений пользоваться всем и везде, как своим. Лучшим предсказателем их поведения в будущем является их поведение в прошлом.

Сегодня, как и при коммунистах, по команде сверху уголовные дела на одних закрываются, а на других – заводятся. Злоупотреблений везде много, преследования - ужасны. При этом и наверху и внизу люди живут в страхе, зная, что в любой момент могут стать неугодными. А каждое наше новое правительство для нас становится только новой проблемой.

Такая ситуация - как хроническая болезнь, как дурная привычка нашей жизни. Властолюбие, барство, надменность и высокомерие – вот далеко не полный перечень симптомов этого недуга. Он, как эпидемия, поражает наших правителей, и те начинают оценивать нас взглядом пересыщенного удава.

Но от одной только критики ничего не меняется. Разоблачения уже всем надоели, а для властей они даже насморком не грозят. К тому же критикам властей всегда свойственна манера произносить глубокомысленным тоном прописные истины, которые хоть и правдивы, но звучат гораздо тише, чем предвыборные обещания популистов.

Включите телевизор. Сейчас из-за страшных войн, катастроф, угроз терактов и просто голода судьба одного отдельно взятого человека во всем мире отодвинулась на задний план. Поэтому только женщина – мать, жена, подруга - может иметь мотивацию разобраться в проблемах «Территории зверя».

Не дать миру погибнуть

В течение десяти лет «расположение» латвийской Фемиды к нашей семье проявлялась лишь в том, чтобы нас уничтожить. Но вдруг настало время, когда для нее проблемой стала именно я, не Слава.

Его уже двадцать лет назад раз и навсегда наградили почетным званием «уголовника». Даже не сомневались – такого никогда не поздно и совсем не жаль будет «сбросить с поезда». А его возможную гибель всегда легко и без проблем спишут на естественные издержки профессии: «Он ведь преступник! Вам что, жалко его, что ли?!»

А если Вячеслав окажется уж очень несговорчивым, бескомпромиссным и ни одна «отмычка» не сработает, всегда может появиться зловещая тень киллера. Тогда человек просто исчезает, унося в могилу свою проблему. В этом случае всегда докажут, что моего мужа уничтожило «его прошлое». По-настоящему власти сейчас жалеют только о том, что перестройка помешала присвоить Славе более четкую и унизительную квалификацию «рецидивиста».

Когда возникла я, сценарий, задуманный правосудием, запутался в сельве недоказуемости. В судьбе моего мужа все бы так и разошлось по воде кругами. Они-то знали, что за двадцать лет заключения Вячеслав должен был усвоить: его жизнь есть вечное ожидание прихода за ним гостей в мундирах. Но зачем появилась я?! Сложная для охвата мысль, не правда ли?

Вот тут бы им остановиться, оглянуться и подумать. Но власти поступили привычно – успокоились на возможности не думать вообще. Так как знали – место встречи изменить можно. Но избежать этой встречи с ними нам не удастся. Кроме того, у власти есть проверенный прием - «топорный», но всегда безотказный: прибегнуть к услугам журналистов по вызову.

Дискредитация человека является бескровным и очень эффективным методом не только в этой стране. Опубликованное в прессе о Вячеславе уже смело можно издавать отдельной книгой. Регулярное ведро помоев - метод грубый, нахрапистый. Но запуск очередной порции сплетен или откровенной дезинформации всегда дает неплохой результат. Телевидение, конечно, дороговато для длительной травли. Но на финансовой игле отдельных государственных структур прочно сидят издатели, редакторы и журналисты, а психологическая подчиненность общества уже доведена до абсурда.

Я - неисправимый оптимист и далека от намерений сгущать краски. Но, начиная критиковать власть, мне обязательно придется ответить и на вопрос: «А кто же у нас честный?» Порой на этот вопрос нелегко будет найти ответ, даже взглянув на себя в зеркало.

Ведь, разбираясь с мерзостью, самое трудное при этом не увязнуть в ней. После десятилетнего общения со слугами Фемиды я пришла к выводу, что те являются либо представителями другой цивилизации, либо армией оккупантов – настолько отличаются их дела и жизненная позиция от проблем народа.

Человеку нужен человек, а не буква закона. Кроме того, я хочу, чтобы, прочитав эту книгу, люди поняли, что в моей стране любого человека всегда поджидает пугающая неожиданность. И тогда хорошее место в камере может оказаться намного важнее хорошего места на бирже.
Получая Нобелевскую премию, французский писатель Альбер Камю сказал: «Каждое поколение было уверено, что именно оно призвано переделать мир. Мое, однако, уже знает, что этот мир не переделать. Но его задача, быть может, еще величественнее. Она состоит в том, чтобы не дать миру погибнуть».

Сегодня в мире границы существуют лишь номинально, а социальные проблемы везде общие, и эта общность будет только нарастать. Причем быстрыми темпами. Государство как институт человеческого общества становится атавизмом, а коварство и глупость чиновников всех стран вообще не знают преград. Избранники народа хотят от нас только одного типа поведения: прошлого не ворошить, настоящего не трогать.

Власть везде продажна и далека от своего народа. Она, не стесняясь, называет используемых ею людей «электоратом» и мечтает только об одном - чтобы этот электорат ее «не доставал». А средствами массовой информации стимулируется высокий фон агрессии, который заставляет любого человека жить по принципу «Живи сегодня, не думай о завтра».

Серые зоны нашей жизни

В аэронавтике есть понятие «серые зоны» - участки местности, недоступные контролю радара. В человеческом обществе тоже существуют социальные участки, принципиально не регулируемые правом, а значит, и государством. Это наркобизнес, торговля оружием, терроризм... Преступность - одна из личин «серых зон».

Пока более современный подход к проблеме преступности описан лишь на бумаге. В конце ХХ и в начале ХХI века мировое сообщество только теоретически признало, что со временем изменилась не только архитектура тюрьмы, но и ее задачи и цели.

Тюрьма в истории человечества - это бельмо у неё глазу, кость в горле. Она делает человека животным. Чтобы бороться с преступностью, должна найтись женщина, которая не отпустит своего мужчину, не отдаст его разорвать мстительному, жестокому и престарелому правосудию, которое в нашей стране серьезно мешает нам всем жить еще и тем, что обслуживает режим мелких лавочников, отягощенный политическим маразмом.

В нашей стране главным испытанием для людей стала власть. Причем власть ничем не ограниченная. Вся её официальная критика строится исключительно на недовольстве в рамках дозволенного. Я иногда довольно далеко выхожу за эти рамки, очень надеясь, что не одну меня волнует утрата нравственных ориентиров и размытая общественная мораль моей страны. Должно же быть что-нибудь, кроме курса доллара и евро, что объединяет жителей моей родины!?

Преступность все-таки имеет мужское лицо. Но за каждым преступлением – человеческая история. Значит, за каждым преступником – женщина. К сожалению, пока почти никто не хочет признать, что только она может спасти своего мужчину от следующего срока. Потому что только женщина является его единственной социальной опорой.

Коматозный страх трясет любого человека все годы заключения. Я не раз наблюдала, как открываются ворота тюрьмы. Это страшная картина выхода жертв из ада. Над их судьбами висит полная неопределенность, как театральный занавес перед последним актом трагедии. Вообразите эту сцену в своей фантазии, детали мы обсудим потом.

Эти люди, как к ним ни относись, пережили острейший шок и могут оттаять только рядом с женщиной. Перед законом мы равны лишь теоретически, и поэтому решение мировых проблем начинается в семье. Именно там должны появиться терпимость, понимание причин гнева и обиды.

Если женщина может полюбить своего мужчину целиком, вместе с его прошлой жизнью, - значит, одним преступником стало меньше. Только она может исполнить роль примирителя социальных разногласий. А это во многом зависит от того, сумеют ли в будущем женщины маргиналов осознать свою исключительность, свою социальную ответственность и повысить свой кастовый уровень, который на сегодняшний день ниже низкого.

Ведь соображения, которыми руководствуется «широкая общественность», пока остаются загадкой. Попробуйте связать свою жизнь с человеком, который прошел через тюрьму!

Режущее копье общественного мнения тут же круто меняет свою траекторию, летит в женщину, и с этого момента уже только она платит за свой неосторожный выбор. Она становится меченой, какой-то подозрительной, чем-то испачканной, и зачастую именно ее выбирают мишенью люди, называющие себя «порядочными».

Как само собой, без всяких улик и доказательств, предполагается, что в этой «порочной связи» женщина тоже займется чем-то преступным. Отныне она «женщина Горбатого», и именно ей приходится переносить чудовищное осуждение. Слухи и сплетни слепым пожаром распространяются по свету, и очень скоро общество уже легче готово простить мужчине следующее преступление, чем его женщине - её любовь.

Признание свершившегося факта есть стартовая черта любого ответственного размышления. Я - жена опального мужчины, и у нас с ним один мир на двоих. С тех пор, как я это для себя решила, все вдруг стали видеть и воспринимать меня только через призму уголовного прошлого моего мужа.

Именно такой поворот событий удивил меня больше всего. Чтобы физически выжить, мне предстояло понять, что такое на самом деле «уголовное прошлое» и для самого бывшего зэка, и для тех, кто живет рядом с ним. Пощечина от приговора суда настолько звонка и унизительна, что пробуждает лишь гнев, ненависть и глухое отчаяние человека, которому нечего терять.

Я приняла вызов властей

Социальная несправедливость и жестокость разжигают желание мести и стимулируют насилие. Подавляющее большинство маргиналов во всех странах - представители групп с наименьшими социальными привилегиями.

Пока игнорируются их проблемы, можно с убежденностью ожидать продолжения беспорядков в городах и убийств в пригородах. Насилие может прекратиться лишь тогда, когда мы будем готовы работать с маргиналами. А это подразумевает немалое - впустить в собственную жизнь осознание мук этих людей.

Общество только-только начинает задумываться над вопросами стыда и насилия. Большинство людей пока знает об этих понятиях мало или ничего. На маргиналов смотрят лишь через призму средств массовой информации. А те наполнены оскорбительным непониманием чувств прошедших через ад. Открывая газету, человек обычно получает ложную и несправедливую информацию о преступности.

Эта проблема повсеместна. Следует понимать, что зачатки маргинала пробуждаются в каждом из нас, лишь только мы почувствуем, что нас не желают слышать. Или когда мы не можем защититься от обстоятельств – слишком подавляющих, сильных и ужасающих, чтобы мы могли бороться с ними честно.

Моя жизнь классически поделилась на две части: до Славы и со Славой. Вначале то, что я узнала про «Территорию зверя», было для меня открытием. Теперь эти мысли стали наваждением. Я охвачена страстным желанием не только вмешиваться в обсуждение проблем реорганизации тюрьмы, но и заняться этим.

Пока мои мысли насчет судебной системы и исполнения наказаний очень не нравятся властям. Они проявляют большую изобретательность для того, чтобы заставить меня долго оплакивать свой вызывающий выбор именно этого человека в качестве мужа.

Дерзость моих мыслей сработала быстрее, чем я думала – Фемида меня сразу заметила. Одно дело, когда реорганизовать тюрьму предлагают безликие юристы. И совсем другое, когда такое говорит женщина уголовника. Злопамятное сердце судебной системы обожжено оскорблением. Власти без промедления закатили истерику и пустили в ход свои излюбленные и проверенные методы.

В мои офисы стали наведываться с частыми проверками государственная налоговая служба, финансовая и экономическая полиции. Согласно сценарию, на мне должна была «загореться шапка». И наши изначально неравные силы должны были становиться неравными все в большей степени.

Однако все пошло совсем не так, как планировалось. Видать, «стражи порядка» планировали реализовать нехитрую, но проверенную методику: «наезд» с последующим вопросом: а не лудше ли заплатить? Как им не повезло, можете оценить сами. Сегодня в этой стране мое имя упоминаеться в восьми открытых уголовных делах. В пяти я свидетель, в троих – потерпевший. Никакого другого статуса уголовного порцеса мне присвоить неудалось! И это при том, что репресивный аппарат на нас обрушился со всей силой.

Власти сами научили меня спокойно воспринимать любую ложь. Оценка обывателя, хоть и интересует меня, никогда не является мерилом моих чувств, мыслей и поступков. Став женой зэка, я быстро усвоила первое и главное правило своего статуса – научиться пренебрегать мнением толпы.

От серии нападок со стороны властей я только «завелась». И задумала продемонстрировать всем элегантный способ превращения чудовищной агрессии в свой адрес в нечто возвышенно-справедливое. Мой пример должен помочь другим женщинам, которые оказались в похожей ситуации.

Я совершенно уверена, что нет большой разницы в том, кто сидит в тюрьме: Вася Сидоров или Слободан Милошевич. На нары они, конечно, попали разными путями. И отбывают срок далеко не в одинаковых условиях. Но обоих, по большому счету, подставили жизнь, друзья, власть имущие. И для какой-то Маши, и для Миры Маркович именно такая потеря живого мужа одинаково болезненна и обидна.

Смелый, талантливый и рисковый, мой муж сумел разрушить тайную надежду нашей судебной системы на то, что они смогут тихо, без лишнего шума заставить именно его расхлебать кашу, которую, видит Бог, заваривал совсем не он. Согласно законам, назвать человека преступником может только суд. Тем более, если этот человек невиновен.

Сегодня фантастические вещи творятся в органах, которые в этой стране почему-то считаются правоохранительными. Но именно в нашем случае годами проверенная схема беззакония не сработала, и я без ложной скромности рассматриваю это как нашу личную и общую победу.

Мне досталось все, что общество приготовило жене зэка. Мой брак с любимым человеком стал для меня приговором. Я отказывалась это понимать и принимать. Я против преступности, но не односторонне, не в пользу одних против других.

Такая ситуация очень скоро заставила меня стать на путь открытой оппозиции к судебной власти, и порой это противостояние принимает очень острые формы. Мне долго объясняли, что эту свою ошибку я пойму, но позже. И что заплачу за это более дорогую цену.