На следующий день скрываться уже не было смысла. «Труповозка» подъехала своим
ходом около 9-ти часов утра, в камерах, как обычно, закрыли глазки, исполнители
прошли к подвалу… В камерах напряженно ждали, к какой камере подойдет старшина
Саладдин.
В тот день были расстреляны трое, и все из одной, 132-й камеры. По словам очевидцев,
«в этот день было продемонстрировано, как нужно уметь умирать и не бояться смерти».
Первым был Роман Богданов или Рома, как его все звали ввиду его молодости. Открыв
«кормушку», Саладдин окликнул Рому, потребовав подать руки в кормушку. Рома не
сразу подошел к «кормушке», т.к. после вчерашних переживаний был взволнован. Препирательство
между ними продолжалось около 10 минут. Саладдин настойчиво потребовал, чтобы
Рома подошел к «кормушке» и протянул руки. Сцена для притихших заключенных была
поистине душераздирающая.
Наконец, по корпусу раздались крики заключенных. «Арестанты» советовали Роме не
противиться: ведь если приговор уже утвержден, то он должен быть приведен в исполнение.
Например, бывалый уголовник Фамиль по кличке Федя из 129-ой камеры советовал:
«...Твое сопротивление, кроме вреда, ни к чему не приведет. Если наши приговоры
будут утверждены, то нас тоже это ждет. И смерть нужно встречать достойно». Федин
совет всем понравился, и со всех сторон начали раздаваться подбадривающие крики.
Присутствовавший при этой сцене начальник тюрьмы отнесся к этому сеансу психологической
подготовки спокойно и дал возможность осужденным «выпустить пар».
Роме поддержка других заключенных как будто придала дополнительные силы. Он смирился
с ситуацией - подошел к кормушке и из-за спины протянул руки. Открылась дверь
и он в наручниках вышел в коридор.
От двери 132-ой камеры до двери подвала примерно 20 метров. Проходя мимо каждой
камеры, Рома подходил к дверям и прощался с каждым. Осужденные в свою очередь
приветствовали его мужество. Простился и со своим подельником Салманом, сидевшим
у самого подвала, в камере №125: «Салман, я пошел… До встречи!» Он имел в виду
обычай казнить в один день всех подельников-смертников.
От двери подвала Рома обратился ко всем с последними словами: «Дай Бог, чтоб перед
всеми вами открылась дверь, ведущая на свободу!»
Хлопнула дверь, и из подвала послышались несколько глухих выстрелов.
Тут уместно привести мнение бывшего смертника о том, насколько опасно было злить
исполнителей перед расстрелом: «Обычно, если им не нравился характер арестанта,
его манера и поведение, то его убивали с особой жестокостью, получая при этом
удовольствие, и приговоренный принимал мученическую смерть. Исполнители приговоров
из профессионалов превращались в маньяков». Так что Федя знал, что советовал шедшему
на казнь товарищу [1].
Кстати, натянутые нервы и чуткий слух смертников уловили, что, выпустив из камеры
Ромку, старшина запер на двери не все замки, а только один. В камере напротив
догадались, что в 132-ю камеру придут еще раз, и начали с нею переговоры, чтобы
узнать и передать родственникам последнюю волю казненных. Однако в 132-й суеверно
восприняли этот шаг доброй воли в штыки и обругали доброхотов.
Однако, вернувшись из подвала, Саладдин действительно вновь подошел к «кормушке»
132-ой камеры. На этот раз подошла очередь Эльшада Фатуллаева. Он был молод, около
25 лет. В психологическом плане он был уже подготовлен. Но, перед тем, как протянуть
руки к «кормушке», он все же с упреком сказал Саладдину: «Ведь ты же мне обещал!..»
На что Саладдин очень резко бросил: «Кто я такой, чтобы тебя помиловать?!».
Смысл этого диалога смертники осознали позже, когда проанализировали поведение
Эльшада и его отношения с Саладдином. Некоторые смертники полагали, что Саладдину
удалось завербовать Эльшада, используя его молодость и жажду жизни. А может быть,
они ошибались, и заключенного просто «кинули», не сдержав обещание за помощь в
помиловании – такие случаи, хоть и редко, но случались. Как бы то ни было, эта
тайна умерла за дверью подвала...
После слов старшины Эльшад тихо протянул руки к кормушке. Когда на них надели
наручники, без сопротивления вышел в коридор.
Наступили самые волнующие и жуткие минуты. Молодой, жизнерадостный человек ласково
прощался с каждой камерой, желая всем свободы. И будучи еще живым, слышал из каждой
камеры в ответ слова, адресуемые только усопшим: «Аллах сяни ряхмят элясин!» («Упокой
тебя Господь!»).
В корпусе в камере №123 содержался его «подельник» Видади. Он тоже был очень молод,
примерно 22 лет. После доставки в корпус они не разговаривали друг с другом, обвиняя
друг друга в совершенном преступлении. В тот день - в день расстрела Эльшада,
они помирились. Подойдя к камере своего «подельника», он приветствовал Видади
и пожелал ему скорейшего освобождения. Видади тоже пожелал ему божьей милости,
и добавил, что его тоже скоро поведут в подвал – ведь обычно подельников расстреливали
в один день! Эльшад в ответ посоветовал ему быть терпеливым - это были его последние
слова.
Снова из подвала донеслись глухие звуки выстрелов.
Трупов расстрелянных, по существовавшей инструкции, родственникам не выдавали
и хоронили анонимно, под номерами. В отношении Эльшада Фатуллаева, если верить
прессе, не выполнили и простой чиновничьей формальности - не известили семью.
Рассказывают почти невероятную историю, что вплоть до самой отмены смертной казни
в феврале 1998 г., когда выяснились имена всех выживших, родственники носили ему
передачи и писали президенту письма о помиловании.
Этого едва можно было ожидать от Саладдина, который был в хороших отношениях с
семьей Эльшада и отличался добросовестностью в таких вопросах, всегда срочно сообщая
семье расстрелянного дату казни для устройства своевременных поминок. Во всяком
случае, ветераны-смертники утверждают, что мать Эльшада умерла от горестной вести,
а родственники Видади, пришедшие к нему на свидание несколько позже, уже были
в курсе смерти Эльшада. Зато позже, при Кахине, смертники часто были свидетелями
сцены, когда в корпусе выкрикивали имя смертника, к которому пришли на свидание
родственники (разумеется, с передачей), но который уже давно умер!
…Видади, полагая, что его расстреляют в тот же день, воспользовавшись моментом,
прощался с корпусом. Но в тот день судьба была благосклонна к нему. Саладдин с
трудом убедил его, что «исполнение» его не касается.
И действительно, в тот день третьей жертвой был Андрей Щетинов [2] – очень спокойный,
тихий заключенный. Его супруга за соучастие тоже была приговорена к 15 годам заключения.
Вместе они убили, расчленили и похоронили на даче несколько человек. Он сам рассказывал
сокамерникам, что пил кровь убитых и ел их мясо. За это в корпусе его называли
«Людоедом». Саладдин же почему-то прозвал его «Штирлицем».
Когда Саладдин открыл «кормушку» 132-ой камеры и бросил: «Штирлиц, руки!», Андрей
уже был готов к выходу. Он поправил на голове шапку, попрощался с сокамерниками
и повернулся спиной к «кормушке». Когда его вывели в наручниках в коридор, он
вначале своим низким голосом поздоровался со всем корпусом. Саладдин, подтолкнув
его в спину, скомандовал: «Пошел!» Тот, сделав шаг, повернулся к старшине и попросил
у него сигарету. Саладдин не спеша достал из пачки сигарету, сунул ее в рот зеку
и поднес зажигалку. Один из исполнителей торопил Саладдина, но тот дал заключенному
докурить. Андрей, поблагодарив его, попрощался с корпусом и пошел в сторону подвала.
В конце своего пути, пожелав всем свободы, спокойно вошел в подвал.
Послышались несколько выстрелов, и таким образом, в этот день исполнение приговоров
завершилось. Рассказывают, что в камере №132 был еще один смертник, некий Зульфугар,
который после казни всех других сокамерников ожидал, что придут и за ним. От ожидания
расстрела он повредился разумом...
Несколько слов о дальнейшей судьбе Видади. Уже потом адвокат сообщил ему, что,
действительно, некий «Комитет матерей» подготовил обращение к президенту с просьбой
о его помиловании, и этому обращению был дан ход. Но эта радостная весть уже не
помогла смертнику. После всех пережитых волнений Видади в течении одного дня заболел
желтухой. В тот же день врачи начали делать ему инъекции. Эти процедуры продолжались
несколько дней, но через неделю у него уже отнялись ноги.
Через некоторое время родственники Видади пришли к нему на свидание, но его тяжелое
состояние не позволило ему встретиться с ними. Саладдин несколько раз пытался
поднять его, но безрезультатно. Мать в комнате для свиданий умоляла о встрече
с сыном. Видади стонал на койке и также умолял о последнем свидании. Заключенные
попросили Саладдина, чтобы Видади отнесли на свидание на носилках, чтобы мать
с сыном попрощались. Саладдин категорически отказался, заявив, что руководством
это запрещено. Отказ буквально добил заключенного, и в считанные минуты Видади
скончался. Ни мать сына не увидела, ни Видади не смог сказать ей последнее слово.
Эта жуткая сцена надолго останется в памяти ее свидетелей.
[1] Позиция ООН в этом вопросе выражена в резолюции ЭКОСОС ООН №1984/50 от 15
мая 1984 г., одобренной резолюцией ГА ООН 39.118 от 14 декабря 1984 г.: «В случае
приведения смертного приговора в исполнение эта процедура должна осуществляться
таким образом, чтобы причинять как можно меньше страданий»
[2] В некоторых документах упоминается как «Щетин».
