Много уже было написано о тюрьмах. Многие в последствии выдающиеся писатели — от Достоевского до Солженицина, от Толстого до Довлатова — пробовали перо на этой сегодня уже изрядно поднадоевшей обывателю теме. Они поднимали проблемы социальных корней преступности, методов борьбы с ней государства, содержания заключенных под стражей, адаптации их в «зоновской», а затем, после выхода из мест лишения свободы, и в «вольной» жизни. Особенно много такой литературы появилось у нас в «перестроечные» горбачевские времена, когда потоками лились разного рода разоблачения «идеальных» коммунистических методов управления самым счастливым и справедливым в мире государством под названием СССР. После его развала и отделения от Союза «союзных» республик все болезни бывшего «совка», давно перешедшие в хроническое состояние, благополучно были унаследованы его новорожденными независимыми детками. И удивляться здесь нечему: система была налажена, кадры выращены, ревностные последователи шли за кгбшными идеологами, как собака за колбасой, все это работало и представляло собой ощутимую силу, эдакое государство в государстве — внутренние органы (сразу возникает ассоциация с живым организмом), призванные следить за порядком в отдельно взятой стране. А ведь, действительно, вдумайтесь: какая махина была создана: агентурные сети, карательно-репрессивные отделы, структурные подразделения, сеть исправительных учреждений — колоний, лагерей, «химий» и еще черте чего уму не постижимого — и все это ради того, чтобы советский человек мог спокойно жить и работать на хозяина — коммунистическую партию. Неужели у кого-то могла возникнуть иллюзия, что все это в одночасье может быть расформировано, упразднено, уничтожено? Нет, государство такими вещами не разбрасывается. Система жива и исправно функционирует с некоторыми поправками на временные изменения.
Собственно, речь идет не столько о ней, сколько о ее потенциальных клиентах — нас с вами. Думаю, я вам не открою великой тайны, если скажу, что все мы являемся возможными кандидатами на «посадку». В наше время социальных потрясений и экономических катаклизмов, устроенных нам горе-реформаторами, а также беспрецедентным разворовыванием государственных средств руководителями страны, лицемерной лжи, доносящейся с трибун самых высоких уровней власти, «козлом отпущения» становится народ, который, собственно, и наделил этих «избранных» этой самой властью.
Гениальное выражение безвестного милицейского работника «То, что вы еще до сих пор на свободе, не ваша заслуга, а наша недоработка» как нельзя лучше характеризует нынешнее разделение народа на два лагеря: собственно граждан государства и тех, кто этими гражданами нанят для слежения за порядком. Огромное количество творящегося в стране беспредела, как с одной стороны, так и с другой, объясняется властью просто: кризис. Но разве кому-то из мало-мальски образованных украинцев не понятно что нужно сделать, чтобы вывести страну из этого кризиса? Разве не понятно, что нужно начать ну хотя бы со значительного снижения налогов для столь любимого в речах наших избранников отечественного производителя, дав ему возможность производить тот самый валовой национальный продукт? Или кому-то нужно объяснять, что, если нечем кормить солдата срочной службы, его надо просто не призывать? Или что руководители страны должны быть образцом добропорядочности для своего народа? Уважаемые господа бизнесмены, не мне вам рассказывать, как вы нажили свои капиталы и сколько отстегиваете своим «крышам». Простейший арифметический подсчет даст нам очень интересный результат: против любого, кто позволил себе разовую покупку стоимостью хотя бы $5.000-15.000, можно сразу возбуждать уголовное дело! Сегодня уровень заработных плат позволяет лишь единицам иметь роскошные квартиры, дачи, автомобили и иные атрибуты богатого человека. Эти единицы — действительно достойные люди с именами мирового значения, получающие соответственную заработную плату. А остальные? Мелкие или крупные бизнесмены, более или менее удачливые в своих делах, сумевшие «крутануться» и выхватить свой капитал исключительно из кармана государства, которое устроено таким образом, чтобы как раз и позволить им сделать это. Естественно, с далеко идущими целями. Обратите внимание, какая хитрая система: законы писаны таким образом, чтобы всегда оставалась лазейка, в которую можно сунуть нос, а затем и лапу. Более чем низкий уровень жизни не оставляет населению выбора между соблазном рискнуть и перспективой влачить нищенское существование. Большинство клюют на наживку государства и пытаются заработать сразу и много. Вот тут включается другой механизм, который начинает отслеживать такого бизнесмена до тех пор, когда с него уже можно будет что-то приличное взять. По сути, государство ворует само у себя, но чужими руками, перераспределяя материальные блага из официальной экономики в теневую. Тот, кто идет на компромисс и начинает отстегивать кровные денежки всякого рода проверяюще-контролирующим органам, приобретает относительный иммунитет, правда, отнюдь не гарантирующий ему на 100% неприкосновенности. Непокорные просто уничтожаются, лишаясь своего бизнеса. Время от времени доблестные блюстители порядка выволакивают на свет божий дутый скандал, который для посвященных понятен и прост: кто-то с кем-то чего-то не поделил, и происходит очередной процесс перераспределения, сопровождаемый жертвоприношением на лобном месте — чтоб другим не повадно было. Тем самым убиваются сразу два зайца — наказывается «виновный» и демонстрируется народу сила правозащитников: мол, хлеб свой не даром едим! Итак, подытожим: государство позволяет народу воровать, правоохранительные органы изо всех сил доказывают, что для защиты этого самого народа от самого себя только они являются незаменимыми и необходимыми («Смотрите, кого мы поймали! Вот они — воры, которые не дают вам нормально жить, из-за которых все вы страдаете!..» и т.п.), народ платит налоги на содержание этих захребетников, туго соображая, что, по сути, платит дважды, не подозревая, как давно и крепко переплелись наши правозащитники с уголовным миром... Таковы правила игры, и нужно играть в нее или вообще не лезть во все это. Но однажды, по тем или иным причинам, ваша «крыша» исчезает, и вы остаетесь с голой задницей перед сменившей ее неизвестностью. У нас говорят, что те, кто сумел много заработать, плохо спят по ночам. И не потому, что замки слабые, а потому, что за ними могут в любое время прийти…
Эти записки как раз и посвящены всем тем, кто так или иначе пытается заработать на жизнь с помощью иностранного слова «бизнес», которое у нас влечет за собой целый ворох проблем для предпринимателя. Я постараюсь донести до вас свои личные впечатления от пребывания в «местах не столь отдаленных» и попытаюсь рассказать о системе, с которой вам, вполне вероятно (и не дай Бог!), рано или поздно придется столкнуться.
Как и у большинства, мой опыт общения с правоохранительными органами в основном заключался в дежурствах в студенческие годы в «добровольных» народных дружинах под началом бравого полупьяного сержанта. Я спокойно жил своей жизнью, как можно дальше обходя все, что было связано с уголовным миром. Редкие соприкосновения с ним оставляли отвратительное впечатление и только укрепляли мою уверенность в том, что я иду правильным путем и нахожусь от этого мира на достаточно большом расстоянии.
Начало 90-х ввергло всех нас в «коммерческий бред», когда кто ни попадя предлагал составы продуктов, менял КАМазы на сахар, «торговал» редкоземельными металлами и даже стратегической красной ртутью. Большинство, наслушавшись разговоров о том, как где-то кто-то «рубанул копейку», кинулось с головой в это, как выяснилось позже, абсолютно пустое, но модное движение. Меня постигла та же участь. Имея неплохой и стабильный доход в малом предприятии, в котором я тогда работал, я как-то незаметно для себя втянулся в весь этот маразм, впрочем, очень скоро разобравшись что к чему. Результатами этой «мышиной возни» стала огромная деловая тетрадь, вдоль и поперек исписанная фамилиями, телефонам и коммерческими предложениями на миллионы рублей. Результатов за полгода — ноль! Зато могучие связи в Москве и Киеве, масса «деловых» знакомых, многие из которых после первой «коммерческой» пьянки доверительно предлагали «не заниматься херней», а просто кого-нибудь «кинуть». Но еще чаще, как только начинались серьезные переговоры, оказывалось, что нет или товара, или банковских гарантий, или вообще фирмы, которая за всем этим стоит. (В то время ходил анекдот, который как нельзя лучше характеризовал всю сложившуюся ситуацию: «Встречаются два коммерсанта. «Слушай, — говорит один, — есть партия тракторов на миллион рублей. Возьмешь?» «Конечно!» Ударили по рукам, и пошли в разные стороны: один — искать трактора, второй — миллион рублей»). Правда, на моем пути попадались и настоящие бизнесмены, которые действительно что-то из себя представляли. Но за ними, на поверку, стояла такая мощная «крыша» из милиции и «братвы», что у меня не возникало никакого желания под нее залазить и уже ничего не хотелось. Может быть, именно поэтому я не сделал на этом поприще карьеру и не стал подпольным миллионером Корейко.
Подытоживая вышесказанное, добавлю, что за всем этим движением, особенно за тем, которое, не дай Бог, зарождалось без их участия, внимательно следили наши доблестные органы правопорядка, и везде, где все же выплывала реальная сделка, без них не обходилось.
Вспоминая все это, я часто думаю: чего мне не хватало? Работа была, на кусок хлеба с маслом зарабатывал… Нет, черт дернул сунуть пятак в коммерцию! Но тогда казалось, что у меня получится, заработаю сразу и много, куплю новую квартиру, машину, одену-обую семью… Настанет новая жизнь… Теперь-то понимаешь, что нужно было в свое время делать карьеру на комсомольском, а затем на партийном поприще — вот тогда бы появились шансы занять свободную нишу в постперестроечном переделе государственной собственности. Но я вместо этого пытался честно батрачить на любимую страну, втайне надеясь на неожиданный сброс Всевышним на мою голову манны небесной. И он таки ее сбросил, но какую цену пришлось заплатить!
Как я уже упоминал, конец восьмидесятых и начало девяностых бросили нашу страну в пучину безумного турбулентного движения, которое называлось совсем еще недавно чуждым нам буржуйским словом — «коммерция». Все вдруг почувствовали в себе коммерческую жилку и бросились зарабатывать «бешеные бабки». Худо-бедно и я приторговывал, правда, по большей части лицом, но что-то получалось, что-то нет — это было не столь важно. Главное то, что я знал абсолютно весь лексикон коммерсанта, умничал с себе подобными и решал проблемы мирового масштаба. И тут объявился мой московский приятель, с которым мы вместе служили и который возглавлял небольшое коммерческое предприятие. Встреча оказалась судьбоносной, и вскоре я плотно окунулся в московскую бизнес-тусовку, внимательно присматриваясь к тамошним правилам ведения дел, которые не очень отличались от наших, украинских. Но по крайней мере, по мелочевке там не «кидали», только по крупному, а значит, что-то небольшое вполне можно было относительно честно провернуть и для Харькова.
Мой сосед и приятель Сергей Стасов (фамилии и имена, названия организаций изменены), с которым я познакомился после переезда на новую квартиру, в то время работал бухгалтером в одной частной строительной фирме. Часто, сидя у меня дома за чашкой чая, он мечтал о том, как было бы здорово, если бы у него была возможность окунуться в бизнес. «Чувствую в себе силы — потянул бы это дело!» Рядом с офисом его фирмы находилась штаб-квартира союза воинов-афганцев Н-ского района, и они «дружили семьями».
Холодной зимой 1990 года совместно с московской фирмой «Россия» афганцы привезли в Харьков доселе не виданную выставку импортной электроники и разного барахла. Для Харькова это было событие.
Ко мне прибежал Стасов и радостно сообщил переданную ему начальником афганцев информацию: всю выставку можно купить у москвичей по демпинговым ценам, а потом распродать в розницу. Вот только где взять по тем временам большие деньги — 15 миллионов рублей? И тут я вспомнил о Романе Черноусове, который работал в «Банке» заместителем начальника внешнеэкономического отдела, брате моего давнего приятеля Жени Черноусова, уехавшего на ПМЖ в США. Я связался с ним, и Роман пообещал поговорить с управляющим, Иваном Владимировичем Знаменным. Через пару дней нас со Стасовым Знаменный пригласил на разговор. Он согласился дать нам кредит под залог товара с выставки! Мы были в шоке. После разговора Роман намекнул нам, что неплохо было бы поздравить управляющего с приближающимся Новым годом, да мы и сами понимали, что дело здесь не только в дружеских связях. А вдруг еще когда-нибудь понадобится помощь банка?
Кредит взяли под афганцев, и покупка товаров с выставки состоялась 30 декабря. Никто даже не возражал, когда сообща было принято решение подарить Знаменному к Новому году злополучную видеокамеру…
А в январе меня нашел Роман Черноусов и предложил работу. Его брат Женя собрался организовать совместное украино-американское предприятие, учредителем которого с нашей стороны выступит «Банк», а с американской — фирма, в которой Женя был вице-президентом.
Таким образом вскоре появилось СП «Ю-Банк», с открытыми вакансиями двух заместителей генерального директора — по коммерции и по маркетингу и рекламе. Роман предложил мне место одного из замов и попросил помочь найти второго. Я согласился и по поводу зама по коммерции у меня даже не возникло сомнений — Стасов.
Начали мы работать. Прежде всего мы вместе со Стасовым поехали в Москву, где я познакомил его со всеми, кого знал, отрекомендовал как своего партнера и дал гарантии, что с ним можно вести дела. Но все равно каждый раз, когда он посещал стольный город, мне звонили мои московские друзья и сообщали о всех его сделках, получая новые гарантии, что ничего не изменилось.
Я продолжал работать в своем видеопрокате и мотался по делам СП. Через полгода я почувствовал, что «дело пахнет керосином» — все чаще руководство требовало «откаты» в виде туго набитых конвертиков, которые мы раздавали направо и налево всевозможным «крышам». Да и мой ставленник Стасов, слегка расправив крылья на моих связях и довольно быстро разобравшись что к чему, стал потихоньку рассказывать генеральному директору, какой он классный парень, как он зарабатывает для фирмы деньги и как я ничего не делаю, а только зря получаю зарплату. Когда я об этом узнал, моему возмущению не было предела! Человек, которому я отдал все свои концы в Москве, с помощью которых он теперь делал себе имя, которого ввел в курс дел, в конце концов помог устроиться на его теперешнюю работу, за моей спиной поливает меня грязью… Как я прозевал в нем эту гниль? Правду говорят: чтобы узнать человека получше, нужно дать ему немного побыть начальником.
В то время я еще мог позволить себе ошибаться в людях. Я не стал унижаться до разборок. У меня в конце концов была работа в своем прокате, и я, совершенно о том не жалея, подал заявление об уходе из СП. Как выяснилось позже, это было дальновидное решение: предприятие через несколько месяцев закрылось по неизвестным для меня причинам.
Начало лета 1992 года не предвещало мне никаких особых проблем. Наше государство еще в феврале радостно ввело в обращение уникальную бумажку под названием «купон», который «на некоторое время» заменивший рубль на пути перехода к национальной украинской валюте — гривне, о которой тогда поговаривали с легкой усмешкой, не особо веря в ее реальность. На первых порах купон держался к рублю 1:1 и вяленько инфлировал, ничем не выдавая своего скорого суперобвала, после которого наши мечты сбылись, и все мы стали миллионерами.
И вдруг как гром среди ясного неба пришла весть о странной смерти председателя союза ветеранов-афганцев Н-ского района Белова. Погуляв с женой на дне рождения приятеля и вернувшись домой изрядно «под шафе», он повесился на кухне. Жена, которой было так плохо, что она сразу завалилась спать, обнаружила его утром, сидящим на стуле (!) с туго затянутой на шее петлей. Этот факт, а также ряд других, заставил проводивших расследование оперов усомниться в том, что это было самоубийство. За время следствия, насколько я знаю, были отработаны несколько версий, а одна из них тянулась в Москву к чеченцам, с которыми у Белова, как выяснилось, были бизнес-знакомства. От нашей «управы» туда даже ездил следователь, но все закончилось тем, что он получил по голове монтировкой, и, не солоно хлебавши, вернулся домой. Насколько я знаю, дело было в конце концов закрыто по версии «самоубийство».
Естественно, компетентные органы сразу же начали массированную проверку вверенного Белову союза, с ходу обнаружив кучу всяких недочетов, недостач и тому подобного «горячего» материала.
Складом афганцев в то время заведовал некто Борзенко, который был «принят» доблестной следственной группой и раскручен на всю катушку. Ему тут же инкриминировали ст. 86-прим УК Украины (хищение государственного или общественного имущества в особо крупных размерах — от 10 лет лишения свободы) в связи с огромной недостачей товара во вверенном ему складе. И он, как бывший ветеран войны в Афганистане, мозги которого в свое время «промыли» доблестные ребята из «первого отдела», просто «слил» всю информацию по явной и тайной хозяйственной деятельности союза и его руководства. Мало того, желая отбиться от уголовной ответственности любым путем, он стал «вспоминать» все, что ему было известно о ком бы то ни было вообще, оказывая «добровольную помощь» следствию. И, между прочим, в числе множества известных ему фактов незаконной деятельности тех или иных организаций и личностей, упомянул, что когда-то с его склада бралась видеокамера «для взятки в банк за предоставленный кредит». Опа! Вот это дело похлеще самоубийства какого-то ветерана-афганца и хищения барахла со склада! И, просверливая на ходу новые дырочки в погонах, милицейская братва бросилась к начальству — есть!
Многие помнят, что время тогда в плане финансов было неспокойное. Дебилы-самостийщики на радостях, что могут теперь воровать без «отстежки» Москве, рубанули топором по всем десятилетиями налаживаемым связям с Россией. Украина в одночасье осталась без ничего. Трупы сборочных заводов-гигантов, дышащая на ладан энергетическая система, минимум полезных ископаемых, самый низкокачественный в Европе уголь, миллиарды рублей сбережений населения, честно украденных и поделенных между российскими и украинскими финансовыми кланами — все это отнюдь не способствовало укреплению веры украинцев в светлое будущее нового независимого государства и его президента. Нужны были отрубленные на площади головы. Государственные банки — это святое! Зато выросли, как грибы, разного рода страховые и трастовые компании, коммерческие банки — чем не вариант отвести удар от ошибок госадминистрации? Так вот же они, люди, те самые! Фас, ату, порвать!.. Громкие дела сыпались, как из рога изобилия, трещали задницы финансистов-коммерсантов. Те, кто не мог откупиться, садились за взятки, хищения и тому подобные на 90% подстроенные «дела». Иван Знаменный, как выяснилось позже, тоже давно был в «разработке». Ждали только удобного случая — слишком чисто у него в банке шли дела, и даже сведения от подсадного кгбэшного информатора не могли дать положительного результата. И вдруг такая компрометирующая информация!
В Областном управлении МВД срочно была создана следственная группа, в которую для укрепления вошел даже полковник КГБ. И пошло-поехало…
В жаркий июльский день ко мне в видеопрокат пришли двое и, предъявив удостоверения, попросили выйти поговорить на улицу. Там уже стояла машина, в которую мне предложили сесть и проехаться на ул. Совнаркомовскую. Я, совершенно ничего не понимая, и строя самые фантастические догадки, был доставлен в один из кабинетов «управы», где мне сказали, что я должен дать показания по факту передачи взятки Ивану Знаменному за предоставленный кредит.
Через полтора часа мои показания были выброшены в мусорную корзину. Следователь сказал мне, что я, видимо, не понял, чего он от меня хочет. Его интересовало подробное описание того самого дня «Х», когда состоялась передача видеокамеры, как, когда, за что и почему. Я объяснил ему еще раз устно, что ничего такого не было и я вообще не понимаю сути задаваемых вопросов. Да, кредит брали, но не я и не себе. Аппаратуру видел, на склад со Стасовым заезжал, что-то там кому-то кто-то отгружал — я что, помню? Это было больше полугода назад. О видеокамере как предмете взятки понятия не имею. Сообразив, что так он ничего из меня не вытащит, следователь доверительно раскрыл мне страшную тайну: Знаменный задержан, сидит у них в камере уже вторые сутки, дает показания, что брал взятку за кредит. А в другой комнате товарищ Черноусов его показания подтверждает. А за месяц до этого вызванный для дачи показаний по этому «делу» товарищ Стасов написал явку с повинной, подробно рассказав, как мы с ним ездили на склад за видеокамерой для взятки в банк… Честно говоря, у меня бешено колотилось сердце, и я почувствовал, как меня начинает охватывать паника. Все, что я смог из себя выдавить, было тихое «Не верю». В ответ счастливо улыбающийся следователь достал из ящика собственноручно написанные Стасовым показания и сунул их мне под нос для ознакомления. Так и есть: этого гада действительно вызывали месяц назад, а он даже словом мне не обмолвился! Я почему-то успокоился и продолжал настаивать на том, что это все чушь и ничего не знаю. Когда я окончательно надоел следователю, он пригрозил, что это не последняя наша встреча, чтоб я никому о ней не рассказывал и не уезжал из города.
Вырвавшись на улицу, я тут же бросился к телефону-автомату и позвонил одному из замов Знаменного с просьбой о срочной встрече. Через десять минут я уже рассказывал все подробности происшедшего обалдевшему заму. Оказывается, об аресте управляющего никто не знал, и он, поблагодарив меня, бросился на работу «наводить порядок». Я с чувством выполненного долга поплелся домой. Вечером, зайдя к Стасову, я получил на мой вопрос вполне достойный его ответ: «Я пообещал следователю, что ничего никому не скажу». Без комментариев.
Если бы я сказал, что ничуть не испугался происшедшего, я бы покривил душой. Конечно же, воображение рисовало мне радужные перспективы: допросы, показания… Но ни в коем случае я себя не видел на скамье подсудимых. Это было невозможно в принципе, никогда, ни за что! У меня возникало ощущение, что я смотрю какой-то низкобюджетный «совковый» фильм. А в связи с происходящей «охотой на ведьм» в стране это все леденящей хваткой сжимало горло — страшно, все-таки семья, дети… И все равно не верилось, что со мной может произойти что-то серьезное. Пожалуй, тогда мне казалось, что я принял правила какой-то рискованной игры с полной уверенностью, что в самой безвыходной ситуации всегда смогу нажать кнопку «Стоп» и выйти сухим из воды.
Знаменного выпустили через трое суток, предварительно получив с него показания, что он получил видеокамеру в подарок к Новому году. Его, как потом выяснилось, уговорил «добрый» следователь: «Вас никто не сможет обвинить в получении взятки — ведь в силу того, что вы не являетесь должностным лицом как работник коммерческой структуры, ваши действия не попадают под эту статью». Действительно, в то время в Уголовном кодексе Украины была статья, точно определяющая понятие «должностное лицо» — это лицо, являющееся работником государственной, бюджетной структуры и занимающее в ней руководящий пост. «Банк» был коммерческой структурой (более 50% уставного фонда в нем состояли из частных вкладов физических лиц), а посему управляющий не являлся бюджетным работником. По закону он мог получать даже взятки в чистом виде! Поэтому Знаменный и подписал в присутствии одобрительно кивающего ему головой одного из ведущих адвокатов Харькова Белкина эти злополучные показания. За что тут же был освобожден под подписку о невыезде, и, радостно щурясь теплому солнышку свободы, покинул изолятор временного содержания.
Нас не трогали больше месяца, и нам стало казаться, что все закончилось. Естественно, все мы встретились и обговорили сложившуюся ситуацию. Ничего страшного, казалось, не могло произойти, а сам Знаменный заверил нас, что «вопросы решены», все улажено и больше никого дергать не будут. На всякий случай обговорили тактику поведения каждого, и даже простили Стасова, который рассказал, как его запугивали и обещали, что в случае написания им явки с повинной он по делу будет проходить исключительно в роли свидетеля. Не знаю, какие мысли возникли в головах остальных, но лично мне все это было слушать отвратительно. Каждого из нас уже допрашивали, пугая и обещая надолго посадить, поэтому мы, помня тот панический ужас, который вызывали такие «уговоры» и видя несчастного Стасова, который блеял, пытаясь оправдаться перед нами, все же пожалели его. Он снова стал членом команды, дав негласную клятву стоять со всеми до последнего.
Но в середине августа началось все снова, и теперь делом занялась городская прокуратура. На этот раз следственную группу возглавила бой-баба, подполковник милиции Алена Надеенко, человек, которого я буду вспоминать всю оставшуюся жизнь. Она — классический пример мента в чине в самом худшем проявлении этого слова-клички.
Как выяснилось позже, в недрах УВД уголовное дело было практически похоронено. Но кто-то где-то как-то кому-то что-то ляпнул. Как?! Пропустить такую возможность прогнуться и получить повышение? Вы не смогли, зато мы — на раз! И дело передали в прокуратуру как требующее особого внимания и тщательного расследования, выделив его из общего расследования по афганцам в отдельное делопроизводство.
Весь август, сентябрь и октябрь нас вызывали в прокуратуру на ул. Студенческую. Было измарано сотни листов бумаги. Требовали одного — дать показания на Знаменного, что видеокамера была дана ему как взятка за предоставление кредита. Мне и Стасову рассказывали, что если мы это подтвердим, то будем проходить по делу в качестве свидетелей (действительно, в комментариях к статье о даче взятки должностному лицу говорится, что почти всегда со стороны вымогающего взятку происходит давление на взяткодателя, а зачастую его ставят в такое положение, когда он не может не дать. Следствию рекомендовано осторожно относиться к таким ситуациям и возбуждать уголовные дела по даче взятки только в исключительных случаях). Но какой смысл в этом, ведь Знаменный не должностное лицо! Мне отвечали, что это не мое дело, а мое — дать показания. Чего я упорно делать отказывался, ссылаясь на незнание механизма получения афганцами кредита. Тогда Надеенко предупредила, что посадит меня как соучастника получения (!?) взятки. Я понимал, что «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда», и твердил свое.
В декабре начались аресты. Сначала арестовали Знаменного, за ним — Черноусова, потом Стасова…
18 декабря 1992 года меня в очередной раз повесткой вызвали в прокуратуру. Я приехал, и передо мной на стол положили постановления на арест и обыск у меня дома. Мне стало страшно и смешно. В арест я не верил до последней секунды: даже по материалам уголовного дела мое участие в нем было слишком малым и явно не требовало моей изоляции. Ну а обыск-то еще зачем?! Прошел год с момента совершения инкриминируемого нам «преступления», что можно было найти? Даже если что-то и было, неужели они меня держат за полного идиота, который еще после первых допросов не уничтожил бы все улики? Но по дороге в машине мне сказали, что это нужно для соблюдения процедуры расследования. Ладно. Единственное, что я попросил, чтобы с меня сняли наручники, пообещав, что я никуда бежать не собираюсь. Мне поверили и наручники сняли.
Жена и дети были шокированы, когда я вместе с операми появился на пороге. Пришлось пригласить соседей понятыми — позорище, не знал, куда глаза девать… Опера ничего не искали, попросили подписать протокол и сказали, что заберут с собой мой телевизор «Sony». Я тут же предоставил им документы, что он был куплен в Москве в 1990 году, но они сказали, что разберутся после. Таким образом мою семью перед Новым годом лишили телевизора, и как оказалось позже, надолго…
Меня отвезли в изолятор временного содержания (ИВС), который находится во внутреннем дворе областного Управления внутренних дел на ул. Совнаркомовской.
