Однако в случае с неким Физули из Сабирабада этот порядок был несколько нарушен.
Вначале Физули из камеры №127 в качестве "общака" вполне устраивал заключенных корпуса. Несмотря на свою молодость, он был очень уважаемым в уголовном мире, что неоднократно подтверждалось рассылаемыми по камерам "ксивами" от "старших братьев". В свою очередь, он регулярно оповещал "братьев" о положении в корпусе и потребностях заключенных, вел себя "как настоящий старейшина".
В ответ 1-2 раза в неделю (в праздники – даже 3 раза) в корпус поступал "воровской грев", который приносил в мешке Саладдин и сдавал Физули. Обычно там были чай, сахар, конфеты, галеты, сигареты, деньги. Часто для неимущих или непосещаемых близкими заключенных вкладывалась нижняя одежда и хозяйственное мыло. По праздникам присылалось особое праздничное угощение ("байрамлыг"). Физули проверял по "сопроводиловке" комплектность содержимого и писал ответную "ксиву", в которой передавались приветы от заключенных пятого корпуса и отмечались пропажи, если такое случалось.
Из "грева" особый пай выделялся уголовным авторитетам, остальное же поровну делилось между заключенными. Разносить "грев" по камерам приходилось надзирателям, но они и не были против – все, от старшины до контролеров, получали за это свое вознаграждение ("ширинлик").
Был 1991 г., заключенные размещались по 1-2 в двухместных камерах, не было конфликтов с применением силы, разве что временами у кого-то не выдерживали нервы и он начинал ругаться с товарищами через "кормушку". Обычно такие споры удавалось разбирать "общаку" без особого ущерба для атмосферы взаимной терпимости.
Положение начало меняться в худшую сторону, когда камеры начали "уплотнять" с поступлением новых заключенных – в том же 1991 г. их поступило восемнадцать [1], год спустя – еще 27. В этот период из 128-й камеры к общаку Физули перевели другого заключенного – "Лязги (лезгина) Фуада". Сел он за "убийство чести": после очередной отсидки выяснил, что его жена на пару с его же сестрой в его отсутствие "загуляли", и зарезал обеих. Он тоже был авторитетен в уголовном мире, и ему постоянно передавались приветы от "братьев".
Одно было плохо – Фуад был закоренелым наркоманом и, приняв свою дозу, ради шутки ("прикола") подходил к кормушке и начинал высмеивать других заключенных. Со временем он стал "прикалываться" все более зло, провоцируя конфликты между заключенными и получая от этого особое удовольствие. В уголовной среде таких заключенных называют "мутилами" или "мутильщиками".
Добраться до Фуада жертвам его "приколов" было невозможно, так как они сидели по разным камерам. Но в дело не вмешивался и "общак", который отвечал за "положение" в корпусе. Более того, он фактически взял его под свою защиту, отказываясь выгнать Фуада из своей камеры и постоянно доказывая, что Фуад авторитетен в уголовном мире и поэтому должен сидеть в "общаковой хате".
На деле "общак" в результате дружбы с Фуадом хорошо "грелся". Брат последнего, армейский офицер, пользуясь своими связями в тогдашнем руководстве Народного Фронта Азербайджана, каждое воскресенье присылал Фуаду полиэтиленовый пакет с едой и спичечный коробок с анашой, к которой был неравнодушен и "общак".
Немаловажно было и то, что брат Фуада "пробивал" в верхах замену смертного приговора на срок обоим сокамерникам. В конце концов, по иронии судьбы, он смог это сделать для Физули, но не для родного брата. Словом, у "общака" были веские причины не расставаться с Фуадом.
Тем временем ситуация накалилась. Количество оскорбленных "приколами" Фуада заключенных постоянно росло, а требования их к Физули положить конец "беспределу" Фуада не исполнялись. В конце концов "общаковую хату" стали ругать все, за исключением некоего Фазиля по кличке "Федя", который, будучи сам родом из Сабирабада, всегда поддерживал Физули как своего земляка. "Федя" сам любил прикалываться к сокамерникам, доводя их до открытого конфликта, после чего брал над ними верх и "обижал".
Корпус потребовал от "общака" довести суть конфликта до "старших братьев" с тем, чтобы те выразили свое авторитетное мнение о сложившейся ситуации. Физули всячески этому противился, и тогда заключенные пошли на крайний шаг – коллективно отказались от "грева" (исключая упомянутых Физули, Фуада и Федю). Проходила неделя за неделей, "грев" накапливался, и Физули попал в критическое положение. Заключенные перешли к более радикальному требованию - "сложить положение".
Пришлось дать знать воровским авторитетам. Те порекомендовали Физули оставаться "общаком", а весь корпус призвали к примирению. Условием для такого примирения заключенные пятого корпуса поставили безусловное удаление Фуада из "общаковой хаты", а значит, из-под защиты Физули. "Общак" на это не пошел и начал исподтишка слать по тем или иным камерам записки, уговаривая их принять их долю накопившегося "грева". Расчет был на раскол "забастовщиков".
Однако корпус был уже доведен до предела. Авторитетные заключенные подготовили "ксиву" с выражением недоверия к 127-й камере и претензиями по поводу "беспредела" Фуада. "Ксиве" дали общий "прогон", т.е. пустили по всем камерам с тем, чтобы заключенные выразили свое мнение к поднятому вопросу. По сути дела, это был своеобразный референдум, результат которого был неутешительным для Физули.
Следующим шагом было "прокладывание курса" (посылка выверенной информации) за пределы пятого корпуса, через голову "общаковой хаты". Этому воспротивился уже не только "общак", но и старшина корпуса Саладдин, бывший в курсе происходящих событий. Саладдин питал большое уважение к Физули, да и получаемые им взятки тоже играли свою роль. Старшина не любил связываться по щекотливым финансовым делам с множеством людей, привык к Физули, и тот его вполне устраивал.
Так что стоило очень больших трудов доставить "ксиву" к "большим братьям". Те, наконец, прониклись серьезностью ситуации и предложили корпусу выбрать себе нового "общака" и сообщить им о результатах.
В ту пору главной целью акции протеста было не выдвижение кого-то конкретного на место Физули, а удаление его от "должности". Теперь же вопрос смены лидера встал ребром. Обстоятельства подтолкнули заключенных к решению, когда в корпус пришел очередной "грев", и Саладдин, уже проинформированный об "отставке" Физули, не знал, в какую камеру его сдать.
Пришли к мнению, что распоряжение общаком может добровольно взять на себя "чистый (хороший) парень". Под таковым в уголовной среде подразумевается заключенный, имеющий личный авторитет ввиду знания и неукоснительного соблюдения "поняток". Как следствие, "хороший парень" не должен быть "беспредельником" – нагло игнорирующим "понятки", "быком" – драчуном, решающим все проблемы силой, "мутилой" – сбивающим других заключенных с толку и намеренно превратно толкующим "понятки", "ментом" – бывшим сотрудником правоохранительных органов, "сукой" – тайным агентом администрации, "опущенным" - пассивным гомосексуалистом, и т.д.
Однако таких в "пятом корпусе" было достаточно много, и каждый из них предлагал место "общака" другому. Вначале "обшаглыг" [2] предложили одному из "аксакалов" пятого корпуса – Гурбанали по кличке "Курбаши" из камеры №120, главарю известной в свое время банды, в числе прочего убившей директора Хырдаланского пивзавода. Тот в свою очередь переадресовал эту честь другому уважаемому в уголовном мире и в корпусе заключенному – Ахаду из камеры №131, которого прозвали "Топал (хромой) Теймур", с намеком на историческую личность Тамерлана. Он тоже отказался, посоветовав в качестве "общака" Али из камеры №130. Предложение встретило поддержку всего корпуса, так как в 130-й камере собралась подходящая команда для "общаковой хаты". Но и тот отказался.
В конце концов Али и Ахад, посоветовавшись, сошлись на кандидатуре Рамиза [3] из камеры №123 – уголовника родом из Ленкарана. Несмотря на молодой возраст, он уже, однако, прошел воровские "университеты", отбывая наказание еще в малолетнем возрасте в воспитательно-трудовой колонии. В "пятый корпус" он попал за "правое дело" - убийство двух человек, виновных в убийстве его брата.
Попав в корпус в разгар конфликта с Фуадом, он с первой же стычки с ним проявил недюжинный характер и дал ему публичный отпор. Корпус, прислушивавшийся к их разговору, принял сторону Рамиза и, таким образом, "пацан с характером" стихийно выделился как неформальный лидер. Да и в повседневной жизни он проявил себя с положительной стороны и завоевал уважение заключенных. Помимо прочего, в тюрьме работал его дальний родственник, а также влиятельный земляк.
Таким образом распоряжение общаком ("обшаглыг") перешел к Рамизу. Заключенные "положили курс" ожидавшим ответа "старшим братьям", те, в свою очередь, "дали прогон" по всей тюрьме. Таким образом, "выборы" состоялись, и следующий "грев" сдали в 123-ю камеру.
Это решение очень скоро определило судьбу и вышеупомянутого Фуада. Когда он в очередной раз по своей привычке начал нецензурно ругаться через "кормушку", терпение Физули наконец лопнуло. Потерявший из-за Фуада место "общака", да и просто добрую репутацию как в корпусе, так и в уголовном мире, Физули от души избил сокамерника. Сначала кулаками, потом куском доски, каким-то образом оказавшимся в камере. Корпус, прислушиваясь к их конфликту, не вмешивался – Фуад уже давно стал костью поперек горла, и Физули, в принципе, делал то, чего от него долгое время добивались в бытность его "общаком".
В конце концов Фуад, не стерпев побоев, прибег к позорному для зека поступку. Он громкими криками подозвал контролера Ислама и заявил ему, что, если с ним что-либо случится, то надзиратель будет за это в ответе, и потребовал довести информацию о своем положении до начальника тюрьмы.
Ответом на это требование был перевод Фуада в камеру №129, за которой закрепилась репутация "пресс-хаты". У Феди, привыкшего обламывать "беспредельщиков", Фуаду тоже не поздоровилось. Уже вскоре после перевода Фуада по корпусу разнеслись звуки ругани Феди. Надо полагать, что этим дело не ограничилось, так как при очередном переводе Фуада в камеру №122 тот был уже в тяжелом, практически предсмертном положении.
Физули заменили расстрел на 15 лет и увели из корпуса 12 февраля 1993 г., за день до начала серии расстрелов. Он ушел на "зону". Много лет спустя, обжегшись на следующих общаках, иные из ветеранов вспоминали о Физули: "Хороший был "общак", честный арестант. Зря его "мутильщики" сняли..."
Фуада известие об удаче Физули буквально добило, тем более, что начавшаяся серия расстрелов происходила буквально через стенку камеры №125, где он теперь сидел. Он жаловался на весь корпус, что якобы Физули его обманул, устроив подмену документов (позже кто-то даже говорил, что они были однофамильцами). Здоровье его, подорванное наркоманией и побоями, стремительно ухудшалось. В день последнего расстрела (20 февраля того же года) "лезгин Фуад" был уведен в санчасть для лечения, что само по себе было сенсацией для "пятого корпуса", где лечили прямо в камере или в старшинской комнате. Возможно, опять постарался брат. Однако через три дня пришло известие о скоропостижной смерти Фуада [4]…

[1] На День независимости 18 октября 1991 г. в пятом корпусе БТ содержалось ровно 30 человек., а на конец года – 34 человека.
[2] Азербайджанское производное от русского "общак".
[3] Имя изменено
[4] Один из заключенных иронически обозвал санчасть "сон часть" от азербайджанского слова "сон" - конец.