Пока я находился в ИВС и гадал предъявят мне обвинение или нет, меня посетил мой адвокат, нанятый моими родственниками и ознакомил меня с результатами обыска на моей квартире. А заодно поставил меня в известность, что обыск был произведен с нарушением закона. Правда, ничего серьёзного не нашли. Уже гораздо позже, после моего освобождения из-под стражи, выяснилось что, у меня из секретера пропала значительная сумма денег. Считаю комментарии излишни. Через некоторое время меня выдергивает следователь, чтобы предъявить мне статус подозреваемого. Допрашивать не стали, но опять заверили, что сидеть придётся долго. Вообще-то мне всегда хотелось сказать этим следователям и операм, что срок может определить только суд, а они здесь только косвенно могут помочь. Но вступать в полемику как-то не хотелось. Вернувшись в камеру я прилёг поразмышлять, прокрутил всю процедуру и заметил одну очень значительную деталь. Меня не допросили. Они просто обязаны это сделать, далее опять обещали посадить надолго, как бы в очередной раз нагнали жути. И тут я вспомнил наставления бывалого человека, значит, действительно у них ничего нет против меня. Как говорится, пургу метут. Вот когда я действительно воспрял духом, восприняв слова следователя с точностью до наоборот. Оставшиеся дни я в основном читал книги, народу в хате было не много, общаться было не с кем. И вот на двадцать первые сутки меня опять дергает следователь и предъявляет обвинение, напоследок сказав, что завтра меня увезут этапом на Белую гору. Меня сразу перевели в другую хату, у меня сняли отпечатки пальцев – на жаргоне это называется "сыграл на пианино", взяли расписку, что я предупрежден об ответственности за побег и ещё кое-какие формальности бюрократического характера. Итак, завтра мне предстояло отправиться в СИЗО. За время проведённое здесь я уже теоретически изучил порядки подобных учреждений, теперь мне предстояло на практике проверить и закрепить свои знания и навыки. Ночью спал плохо. Народу было много, постоянно чифирили, дыму было не продохнуть. Чифир здесь делали очень оригинальным способм. Сворачивали газету в трубочку и оборачивали целофаном, получалась "дровина". И вот двумя такими «дровинами» можно вскипятить кружку. Как говорится, дело техники, было бы желание. Чифир полагалось пить из одной кружки по очереди передавая её по кругу. Каждый делал по два - три глотка и передавал дальше по кругу. К этому ритуалу не допускались только опущенные, на этом я остановлюсь подробнее потом, поскольку это отдельный разговор. Итак, начинался новый этап моей арестантской жизни. Под утро я заснул и проспал почти до самого этапа. Я уже знал в какое время возят этап, знал что еду, поэтому когда меня выдернули, я был абсолютно готов.

В коридоре нас выстроили вдоль стены, лицом к ней. По одному мы подходили к начальнику конвоя и называли фамилию, имя, отчество, год и место рождения, статью по которой было предъявлено обвинение, фамилии подельников, место жительства свое и родителей и состояние здоровья, твоего естественно. После чего начальник караула называл номер локалки, в которой тебе придётся ехать, тебе выдавали пайку, и ты со своими пожитками направлялся в автозак. Там было уже полно народу, во всяком случае вдвое больше чем могло бы поместится, причем все были с баулами, мешками, сумками. Правда, надо сказать были случаи когда и полупустыми ездили. Короче разместились кое - как, поехали. Закурили, дым коромыслом. Сначала я мысленно пытался проследить маршрут следования, но потом, окончательно запутавшись, бросил эту затею и задремал. Когда подъехали к изолятору ещё долго ждали, когда откроются ворота, потом караул сдавал оружие. Неукоснительное правило от рядового мента до генерала в режимную зону с оружием нельзя только спецсредства. Потом ещё во дворе стояли долго, наконец, начали выводить. Как-то так уж получилось я тогда почти не запомнил ни расположение зданий ни откуда приехали. Видимо на это и строился расчёт. Прибывший контингент не сможет сориентироваться в каком направлении двигаться, если захочет бежать. Из машины, под лай собак, в очень быстром темпе, мы по одному переместились в приёмник. Надо честно сказать перемещались мы не только под лай собак, но и под свист дубинок над нашими головами. Стоит только замешкаться и получай. Причем бежать надо не оглядываясь по сторонам, глаза в землю, становится опять же лицом к стенке в три ряда. Стоим, краем глаза замечаю трёх женщин в форме и мужиков с дубинами это персонал тюрьмы. Далее опять та же процедура приёма, подходишь к старшему офицеру и всё с начала, с кем, когда и сколько раз. Потом сортируют по режимам содержания и разводят по транзитным камерам. Кто бывалый сразу достаёт банные принадлежности и готовится для помывки. Далее, вновь прибывшие, кому это требуется, сдают свою одежду в прожарку. Это делается, чтобы вывести всевозможных паразитов и насекомых. Впрочем эта борьба дает неутешительные результаты. Всё равно эти твари присутствуют. В помывочном помещении не увидишь привычных в таких случаях тазиков, скамеек и прочих банных атрибутов. Одни только ситечки душевые, даже воду нельзя подрегулировать, нет просто этих кранов, отсутствуют, вот и моешься то холодной то горячей водой как повезет. Помывшись нас возвращают в транзитки и бывалые опять подсказывают сейчас будут на шмон выдергивать. Тут я сразу хочу поправится и пояснить. Выдергивать - это не значит в буквальном смысле, берут за воротник и выдёргивают из камеры. Имеется в виду вызывают из камеры. Но просто все предпочитают слово выдернули, ну прямо как карту из колоды. Шмон - это тоже сленговое название обыска. От слова шмонать (обыскивать). Шмону, этому постоянному и невольному действию невольной жизни посвящено очень много всяких тюремных баек, легенд, песен. На мой взгляд это, пожалуй, самое интересное и поучительное действие и для зека и для надзирателя. Все вещи выкладывают на стол и начинают ощупывать, распаковывать, читать, перелистывать, пробовать на вкус. Тем временем, когда ты почти раздет подходит врач и тебя осматривают на предмет кожных заболеваний, спрашивают есть ли какие лекарства с собой и есть ли жалобы на здоровье. Кстати сказать, женщин шмонают в отдельных помещениях и тоже женщины, ну и обязательно справляются о беременности. А так, других различий шмона по половым признакам нет. Проверив все вещи и не найдя ничего запрещённого предлагают одеваться и складывать вещи обратно в баул. И всегда при этом нервничают, когда долго копаешься. Им оказывается некогда. А нам торопится некуда, мы не спешим. Из запрещённых вещей могу перечислить самые основные это колющие и режущие предметы, деньги, изделия из драг. металов, часы, спиртосодержащие жидкости, наркосодержащие лекарства, прочные верёвки и всякая всячина которая абсолютно безобидна в жизни. Закончив со шмоном, человек который тебя досматривал, предъявляет тебя ЧИС, или интендантской службе.
Это как раз те женщины в форме. Они записывают в карточку в чем ты одет, что сдаешь на склад, а ты расписываешься в карточке, что претензий к обыску нет. Всё я принят службой ЧИС (часть интендантской службы) далее следующий этап. Меня ведут к оперу. Опер знакомится с твоим делом, иногда задает вопросы иногда может предложить сотрудничество. Он и определяет тебе режим содержания. Всё, процедура приёма закончена. Нас небольшими группами выводят во двор тюрьмы и решётчатыми коридорами ведут в основное здание, это рядом метров пятьдесят не больше. Само здание двухэтажное, раньше здесь был профилакторий для алкоголиков. На двух этажах располагается двадцать семь камер для подследственных и осужденных, мужчин и женщин и, как не прискорбно, детей. Или, как их ещё называют, малолетки. Меня и ещё нескольких человек поднимают на второй этаж, всех в разные камеры. Стоим каждый у своей хаты лицом к стене и ждем, когда ключник откроет и я смогу войти. Замечаю вокруг зелёные, грязные стены, устоявшийся запах непроветриваемого помещения и удивительная тишина тюремного продола (коридора). Вот наступает мой черёд, ключник открывает дверь, потом решётку и я бочком вхожу в камеру. Почему бочком? Да потому что двери в камеру открываются где-то на сорок пять градусов, ровно настолько, чтобы проскочить одному человеку. То, что я увидел в камере, меня совсем не удивило, скорее наоборот. Естественно эта хата несколько отличалась от той, что была на ИВС, размером она была где - то 17 - 19 кв. м. Девять спальных мест в три яруса, как их тут называют, шконки. Посередине камеры длинный и узкий стол (крокодил) в углу у входа туалет (дальняк). Ещё были умывальник и розетка, чтобы кипятить воду. Над входными дверями полка для телевизора. Вот и всё. Всё оборудование изготовлено из железа и наглухо приварено. Обитатели хаты занимались, кто чем мог. Играли в шахматы, домино, кубики, нарды. Кто-то читал или просто спал. Смотрели телевизор, курили, чифирили. Народу конечно многовато, но как потом выяснилось ,могло быть и больше. Я поздоровался, мне ответили на приветствие, предложили присесть. Не сесть, а, повторяю, ПРИСЕСТЬ. В камере было жарко, я снял лишнюю одежду. осмотревшись я заметил знакомые лица, начал знакомиться с людьми. Назвал статью, «по которой заехал», назвал подельника. Мне сказали, что подельник здесь и уже искал меня. Они знают, где он находится и что завтра на прогулке передадут от меня привет. Ни каких наездов, ни каких проверок, всё доброжелательно и корректно. Предложили чифирнуть. Я попросил крепкого чаю и с удовольствием выпил его. Жизнь показалась мне прекрасным мгновением. Не знаю как в других хатах, но здесь и потом в других где мне довелось быть, всегда существовало так сказать, правило, человек с этапа должен отдохнуть. Поспав немного я сразу сел писать письмо домой. Мне дали конверт, сказали, что можно писать и чего лучше не писать. И посоветовали не запечатывать конверт. Да, нашу корреспонденцию подвергали перлюстрации. Потом люди как-то собрались вокруг меня и я стал рассказывать что нового на воле. Хотя и сам уже не видел воли. Спальных мест было мало а вот желающих поспать было в два раза больше, поэтому спать приходилось в две смены. Одни спали днем, другие ночью. Мне определили с кем я буду меняться, а уж с ним мы договорились, от каких и до каких моё время, всё очень просто, как на вахте. Освещение в хате было сносное, днём и ночью горел свет в две лампочки. В хате имелось множество книг, в основном детективы. И я взялся за чтение. Телевизор смотрел только новости. Была какая - то тяжесть от этого осколка нашего домашнего комфорта. В тюрьме очень сложно прожить в одиночку. И люди стараются сообща преодолевать выпавшие на их долю трудности. Они объединяются в небольшие коллективы – «семейки». Это, как правило, 5 - 6 человек. У них, как правило, продукты, курево всё идет в общий котёл. В случае конфликта твоя семейка обязана поддержать тебя. И если ты «запорол косяк», твои семейники могут наравне с тобой нести ответственность. И ты не имеешь права подвести людей. Я знаю случаи, когда человек, будучи в авторитетной семейке, по своей глупости оказывался в очень незавидном положении. Тюрьма не щадит никого. Конечно, можно навести такого тумана и первое время держаться на верху. Но очень скоро тебя раскусят, и ты неизбежно окажешься там, где тебе и следует находиться. Тюрьма – это срез общества, и то место, которое ты занимал в обществе, непременно займешь его и здесь. Хочу добавить что в «семейку» меня «подтянули» авторитетную. Они и заправляли всеми делами в хате. Так что всё складывалось более или менее удачно. Вливание меня в многочисленную армию арестантов прошло безболезненно как для меня, так и для окружающих. На следующий день я с удовольствием отправился на прогулку. Арестанту положена часовая прогулка ежедневно. Прогулка проходит в специально отведённом месте, такой своеобразный гараж без крыши и решёткой сверху, и называется «двориком». Вот в этих двориках мы и гуляли. В первый раз, когда я вышел на прогулку у меня даже голова немного закружилась. И я дал себе зарок, регулярно ходить на прогулку, свежий воздух был необходим.