После последних расстрелов в феврале 1993 г. исполнений смертных приговоров уже не было, хотя формально эту меру наказания отменили лишь пять лет спустя. В пятом корпусе продолжали появляться новые "жильцы", и камеры, рассчитанные на 2 человек, вскоре начали напоминать набитые килькой консервные банки. Там, где при Советах сидели один или двое, ютились до 5-8, а в "петушиной хате" под конец – и до 14 узников.
Все без исключения свидетели событий тех дней описывают жизнь в пятом корпусе в этот период - после прекращения исполнения смертных казней вплоть до побега - как "беспредел". На жаргоне заключенных это такая ситуация, когда возможно совершение любых преступлений против личности, не ограниченное не только писанным законом, но и элементарными соображениями человечности, религиозными и национальными традициями, даже уголовными "понятками". Нет никаких препятствий, тормозов на пути самых изощренных издевательств сильного над слабым.
В зависимости от того, кто организует произвол, принято различать беспредел "ментовской" (т.е. со стороны надзирателей) и простой - со стороны уголовников-"быков", не признающих "воровских поняток". В "пятом корпусе" заключенные столкнулись с обеими разновидностями беспредела, чему виной была позиция, занятая тогдашней администрацией.
В конце 1993 г. уголовники фактически взяли власть в корпусе и разве что не расхаживали вне камер. Вот как увидел ситуацию один из бывших свидетелей-смертников:
"Вечер… В одной из камер включается приемник, через открытые кормушки начинается обмен новостями, продуктами. "Шныри" мешками таскают "грев"… Из камеры в камеру почти открыто передают заправленные "баяны" (шприцы) с наркотиками. Со стороны создавалось впечатление, что корпусом управляют зеки, а полиция здесь только для мебели. Многих ментов - особенно из начальства - коробило от такого положения вещей, но за счет корпусных "буржуев" (у кого водились деньги и т.д.) и разного рода подачек тюремные власти гребли кучу денег - вот никто этот "беспредел" и не тормозил".
Жизнь в корпусе текла монотонно, и единственное разнообразие вносили частые смерти заключенных и трагически заканчивающиеся "разборки" между ними.
Смерть. Ею был напоен влажный вонючий воздух в камерах, "шутки" надзора, малейшие ссоры между заключенными. Она отравляла мысли, поселяя в душе боль и глухую ненависть.
Кое-кто не выдерживал и терял человеческий облик: одни – становясь палачами, другие – опускаясь до уровня забитых животных. При попустительстве надзирателей в переполненных камерах физически сильные зеки садистски издевались над более слабыми товарищами, били их, насиловали, доводя своих товарищей до смерти разными способами, вплоть до прямого убийства. Терять озверевшим беспредельщикам было нечего – ведь смертный приговор был им уже вынесен, дважды не расстреляют...
Мишенью для издевательств были в первую очередь так называемые "петухи", представители национальных меньшинств, а также "погонники". Как раз в это время в пятом корпусе было несколько русских, в том числе "погонников" - солдат и офицеров, осужденных за различные преступления.
Подобным образом развлекался на своих товарищах в камере №124 обладавший физической силой и злобным характером Асим "Шемахинский" или "Сары Рамиз" [1]. Его родного брата расстреляли в пятом корпусе еще в Советское время, такая же перспектива была и у него самого. Пытаясь заглушить в себе страх смерти, Асим стравливал заключенных друг с другом, избивал с целью довести до смерти. Один из его сокамерников, не выдержав издевательств, повесился. По сути, камера Асима его усилиями превратилась в "пресс-хату". Туда старшина Кахин помещал тех "бедолаг", кого не посещали родственники. Таковым был и сам Асим, которого за вечный голод даже прозвали "кишкой". Асим поддерживал любого "общака", лишь бы не быть отлученным от кормушки. Он постоянно отнимал у заключенного-баландера мясо из мисок армян, а когда не получалось съесть, то выбрасывал (с пола, естественно, мясо кушать было "за падло").
Садизм Асима имел какой-то определенно шовинистический оттенок. Специально попросил у надзора, чтобы в его камеру поместили двух русских – Сергея Страхова и Евгения Лукина, и издевался над ними. Помимо избиений, он заставлял их по 10-15 раз в день лаять "за Горбачева и Ельцина". Страхов не перенес ежедневных мучений и умер, а над Лукиным тоже поиздевались вволю.
Заключенные боялись и ненавидели сокамерников-извергов и те, как правило, плохо кончали. В один момент, где-то в конце апреля 1996 г., убили и уже упомянутого Асима.
Над армянами заключенные не могли физически издеваться, так как те сидели отдельно, если не считать ругани и мелких пакостей. Например, тот же Асим однажды послал армянам сигареты с анашой и наказал курить у "кормушки", чтобы ему было видно. Расчет был на то, что, накурившись наркотика, армяне станут шуметь и подвергнутся за это "прессу". Однако у армян оказались другие сигареты, которые они демонстративно курили вместо наркотических, которые просто выбросили в "север". Асим был ошарашен отсутствием эффекта.
Другой пакостью в зимние время было расплескивание надзирателями на спящих армян холодной воды через "кормушку". Однажды армяне подкараулили такой момент и перехватив руку, отняли кружку, пообещав утром пожаловаться. После этого "ночной душ" прекратился.
Расправой над армянами занимался старшина с надзирателями – и то лишь до начала 1994 г., когда к этой категории смертников получил доступ Международный Комитет Красного Креста, и избиения прекратились. Иногда Рамиз (камера №123), Асим (№124), "петухи" (№133) платили надзирателям, чтобы армян избивали перед открытой "кормушкой" именно их камеры.
В камерах случались драки - жестокие, до крови, и если сокамерники не вмешаются, то и до убийства. Например, в камере №131 все время дрались Гейдар и Акиф - оба из одного селения в Дашкесанском районе. В результате одной из таких драк Гейдар разбил об голову Акифа литровую стеклянную банку [2] и сильно повредил ему кожу на лбу. Сокамерники с трудом сумели остановить кровотечение и перевязать Акифа. А тот, в отместку, ночью полоснул спящего Гейдара лезвием по лицу, оставив тому шрам на щеке длиной сантиметров в 8-10. С Гейдаром провозились 4 часа, но кровь самостоятельно остановить так и не смогли, и он начал терять сознание. Пришлось звать врача. Заключенного "заштопали", как мешок из-под картошки, и снова швырнули в камеру, сказав сокамерникам, "чтобы хорошо его кормили, а то сдохнет". Ни лекарств, ни продуктов - ничего не дали. Наказания за это тоже никто не получил, Акифа лишь перевели в другую камеру (прервали "разборку").
Вплоть до побега в 1994 г. "пресс-хатой" считалась камера №129. Там содержался приговоренный еще в 1989 г. "особняк" [3] Фамиль Багиев [4] из Сабирабада по кличке "Федя". Он длительное время сидел в России, где ему и дали эту, полюбившуюся ему кличку. На вопрос о самочувствии он любил отвечать по-русски: "Федя как всегда, Федя как надо". Несмотря на свой немолодой возраст Федя был крепок – в молодости он занимался спортом, по его словам, даже завоевал много медалей на чемпионатах по борьбе. Пользуясь этим, он любил пускать в ход кулаки. Для него предметом особой гордости было сломать физически крепкого сокамерника и сделать своим "обиженником". Обычно старшина Саладдин пользовался этим и время от времени подсаживал к нему "беспредельников" из других камер. Сам Федя был "беспредельником" еще похлеще.
Скажем, весной 1994 г. к нему подсадили некоего Эльхана – молодого парня, бывшего солдата, приговоренного к расстрелу Военным Судом Завкавказской группы войск России. Сначала все было тихо. Но однажды корпус разразился криками скандала между Федей и Эльханом. День ото дня скандалы усиливались и, наконец, дошли до драки. В этот раз удача отвернулась от Феди – молодой и физически крепкий Эльхан повалил его на пол и избил. В камере в то время содержались еще двое заключенных, которые вмешались и разняли дерущихся. Следовало бы расселить их по разным камерам, но, видимо, Саладдин имел другие планы.
И вот через 2-3 дня корпус огласил сильный крик Эльхана. Это злопамятный, не любящий проигрывать Федя, незаметно подойдя к Эльхану сзади, глубоко вонзил ему в спину "заточку" – остро заточенную железку. На обеспокоенные крики смертников Эльхан, имевший свои понятия о чести, предпочел не отвечать. Видя, что Эльхан теряет кровь, кто-то из сокамерников рискнул вызвать на свое имя врача, у которого взяли бинт, вату и лекарства.
На следующий день прекрасно информированный обо всем Саладдин все-таки перевел Эльхана в соседнюю камеру №128. Содержавшийся там 72-летний Кямал, проведший 49 лет в различных тюрьмах, имел большой жизненный опыт и авторитет среди уголовников. Он видел, что здоровье Эльхана ухудшается, растет температура, и понял, что Эльхан скрывает полученное сильное ранение. Старик заставил парня рассказать ему все, как было, и взялся за его лечение. Очистив рану от гноя, он продезинфицировал ее и вызвал врача. Спустя несколько дней процедур Эльхан пошел на поправку. Впоследствии он перевелся в "общаковую хату" №130 и оттуда в 1994 г. сбежал.
Отмечу, что сам Федя считал, что он выполняет почетную функцию: "Эльхан был неправ, и я его проучил. Я не делал ничего плохого, а учил, как быть честным арестантом". Однако по меньшей мере пару раз эти уроки заканчивались смертями "учеников".
Кямал-киши постоянно давал принципиальную оценку не вписывавшимся ни в какие рамки действиям Феди и других "беспредельников". С его подачи камеру Феди начали называть "пресс-хатой".
В дальнейшем репутацию "пресс-хаты" среди заключенных пятого корпуса перехватила большая "петушиная" камера №133, которую построили в 1994 г. вместо одного из бездействовавших туалетных помещений. Ведь заключенных, которых туда по какой-то причине переводили, как правило, вскоре выносили мертвыми.
Кого-то убивали, кто-то сам от безысходности кончал счеты с жизнью. Излюбленными способами самоубийства были повешение на собственной майке, вскрытие вен, реже встречались смертельные голодовки. Заключенные обычно старались помешать самоубийству – кто-то из человечности, а чаще из-за боязни наказания начальством. Но тот, кто уже решил для себя не жить, все-таки находил нужный момент.
Например, в камере №128 содержался заключенный по имени Мубариз. Он был переведен туда после изнасилования беспредельщиками в тогдашней "общаковой" камере №123, и дважды после этого пытался убить себя током [5]. Он смог покончить с собою лишь после нескольких попыток, так как сокамерники не давали ему этой возможности.
Один из бывших смертников вспоминал уже в более спокойное время: "Я не спал всю ночь, и думал, и решил избавить всех от этого и себя тоже – не получилось. Сокамерник слетел с койки, отобрал у меня все лекарства и швырнул в унитаз. Говорит мне, что я должен и о нем подумать, ведь если я что сделаю с собой – его, за то, что допустил это, или не позвал надзирателей, самого забьют до смерти. Видишь ли, и сдохнуть и избавиться от мук тоже не получается, надо дождаться, когда и напарник дойдет до ручки".
Удивительно, как в этом микро-мире были перевернуты человеческие понятия. Человека можно было безнаказанно забить насмерть или зверски расстрелять, но случаи самоубийств вызывали озлобление и наказание со стороны надзора – ведь человек, который, казалось бы, находился в полной власти надзирателей, смог сделать свой свободный выбор и вырваться из неволи, пусть даже и таким трагическим образом.
Для описываемого периода был характерен также беспредел заключенных по отношению к надзирателям. В корпусе были такие беспредельники, которые не подчинялись не только тюремным правилам, но и "общаку". Такого типа заключенные оскорбляли надзирателей, некоторые даже занимались рукоприкладством по отношению к ним. Обычным "приколом" было, например, подозвать надзирателя и потребовать, чтобы принесли чистую питьевую воду (из Шолларского источника), а то, мол, зек собрался в туалет, а из крана идет мутная куринская вода (из р.Кура), которой ему подмываться "за падло".
Кстати, однажды озверел и сам "общак" Рамиз, разозлившись на ругань со стороны проходившего мимо старшины Саладдина. Он поймал его через кормушку, притянул его к себе и сильно ударил лицом о железную дверь своей камеры №123. У того были разбиты в кровь лицо и голова. Переполошившиеся смертники, опасаясь мести, просили Саладдина не жаловаться. Но тот и сам, видимо, взвесив все немалые материальные выгоды, которые он имел от "общака", примирительно заявил: "Мы же мужчины, а между мужчинами бывают и разговоры, и проблемы" и даже подтвердил, что сам был виновен. Заключенные снабдили Саладдина марлей, ватой, зеркалом, тот привел себя в порядок, и на том дело и закончилось.
Порой начальник тюрьмы лично захаживал прямо в камеру садился на нары и пытался по-человечески уговорить смертников вести себя прилично: "Ну, чего вам еще не хватает?.. И плитка есть, и радио, и наркотики, так чего вы себя так ведете? Я же, если разозлюсь, в пух и прах весь корпус разнесу!" Но уговоры действовали отнюдь не на всех. Пройдет немного времени, и всё это им припомнят…
Период "беспредела" закономерно подвел группу заключенных к мысли о побеге. Не случайно среди них были, например, вышеупомянутые Гейдар и Эльхан, а также "погонник" Игорь, которые испытали "беспредел" на своей шкуре и имели основания опасаться если не расстрела, то бритвы по горлу во время сна.

P.S. Ослепший под конец жизни Федя умер от болезней в начале 2015 г. в Гобустанской тюрьме, отсидев более 25 лет. Эльхан был помилован и освободился, отсидев 20 лет. На воле пристрастился к наркотикам и умер от передозировки. Саладдин допустил побег заключенных из своего корпуса и был уволен в октябре 1994 г., после чего, по слухам, работал учителем физкультуры в школе.

[1] "Блондин Асим" – в связи с цветом его волос, нетипичным для среднего азербайджанца.
[2] Отметим, что тюремными правилами держать в камере бьющиеся стеклянные и керамические банки, стаканы и пр. посуду запрещалось, т.к. ее осколки могут использоваться как оружиев.